Никольская, улица известная всему миру

Из стен Славяно-греко-латинской академии вышли многие известные деятели русской культуры. Среди них поэты А.Д. Кантемир и В.К. Тредиаковский, математик Л.Ф. Магницкий, историк Н.Н. Бантыш-Каменский, изобретатель русского фарфора Д.И. Виноградов, географ С.П. Крашенинников, профессора Московского университета А.А. Барсов, Н.Н. Поповский, С.Г. Забелин, первый русский врач П.В. Постников, историк митрополит Евгений Болховитинов, архиепископ Августин Виноградский, московский митрополит Филарет Дроздов. Самым же знаменитым воспитанником академии был крестьянский сын М.В. Ломоносов, пришедший вместе с рыбным обозом из Холмогор в январе 1731 г. в Москву. Первую ночь он провел в санях на Рыбном дворе (вероятнее всего, в Китай-городе) и, как рассказывается в его биографии, «на завтрее проснулся так рано, что еще все товарищи его спали. В Москве не имел ни одного знакомого человека; от рыбаков, с ним приехавших, не мог ожидать никакой помощи; занимались они продажею только рыбы своей, совсем об нем не помышляя. Овладела душею его скорбь, начал горько плакать…». Однако свет был не без добрых людей, его приютили, и он направился к Сухаревой башне поступать в Навигацкую школу, но оказалось, что ее уже перевели в Петербург, а вместо нее там расположилась просто «цифирная школа», где обучали арифметике. Этой науки ему «показалось мало», и он подал прошение в Славяно-латинскую академию, написав, что происходит из дворянского сословия – уж очень страшился он, что откажут: ведь только недавно Синод предписал «помещиковых людей и крестьянских детей, также непонятных и зловредных отрешить и впредь таковых не принимать». К зловредным он не относился, а вот к крестьянским детям имел прямое отношение. Но… приняли, и двадцатилетний юноша среди малышей принялся за учение. «Школьники, малые ребята, кричат и перстами указывают: смотри-де, какой болван лет в двадцать пришел латине учиться», – вспоминал Ломоносов. Учился он жадно, в то время как другие резвились, сидел в монастырской библиотеке и рылся в книгах. За один год Ломоносов окончил три класса, быв первым по успехам; на втором году писал латинские стихи. А его стихотворение:

Услышали мухи
Медовые духи,
Прилетевши, сели,
В радости запели;
Едва стали ясти,
Попали в напасти,
Увязли бо ноги.
Ах! плачут убоги,
Меду полизали,
А сами пропали, —

заслужило слова преподавателя «pulchre» – «прекрасно».

Так и учился Михаил Ломоносов, имея, как вспоминал он позднее, «со всех сторон отвращающие от наук пресильные стремления, которые в тогдашние лета почти непреодоленную силу имели… имея один алтын в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день больше как на денежку хлеба и на денежку кваса, прочее на бумагу, на обувь и другие нужды. Таким образом жил я пять лет и науку не оставил». В 1734 г. Михайлу Ломоносова в числе лучших студентов послали в Петербург в академический университет.

Славяно-греко-латинская академия находилась в Заиконоспасском монастыре с 1686 по 1814 г., потом ее перевели в Троице-Сергиеву лавру, ибо считалось, что духовная академия должна быть «удалена от рассеяния, свойственного многолюдным городам. Долженствуя быть духовным обществом ученых людей, она должна быть в таком месте, где бы ученый круг не был, так сказать, поглощаем коловращением политическим». Ее преемница – Московская духовная академия – помещается там и сейчас. В Заиконоспасском же монастыре находилось сперва духовное училище (до 1822 г.), потом Московская духовная семинария, переведенная из Николо-Перервинского монастыря, а с 1852 г. Заиконоспасское духовное училище, вместо которого в советское время в бывшем здании Коллегиума находилась средняя школа, одно время даже носившая имя Ломоносова.

В советское время монастырь и храм его закрыли, колокольню снесли (в 1924 г.), в Святые ворота вставили трансформаторную будку, а надвратную икону выбросили. Недавно икона Спаса опять появилась на этом строении, и храм передали верующим.