Никто

— Оцените мое положение, дорогой мальчик. Я не могу бросить или, если уж на то пошло, принять подобный вызов. Сами знаете, вы значительно моложе меня и — поправьте меня, если я ошибаюсь — один из приятелей моего племянника. Собственно, его ближайший друг, не так ли? Какой скандал вызовет наша ссора! Что бы ни говорили обо мне, думаю, меня никогда не обвиняли в дурном тоне.

Нед беспомощно уставился на него:

— Вы не встретитесь со мной?

— Нет, мистер Монтегю, не встречусь.

— Я оскорбил вас!

— Тогда я прощаю вас.

— Но вы меня оскорбили!

— Тогда я прошу у вас прощения. Оставьте, Монтегю. Поймите, если вы продолжите это абсурдное поведение, только покажетесь глупым.

Мистер Монтегю оглядел собравшуюся компанию. В комнату набилось много джентльменов, и все пялились на него с разной степенью веселья, раздражения или любопытства. Монтегю внезапно охватило смущение, естественное для человека его воспитания, оказавшегося в центре нежелательного внимания. Первым его побуждением было поклониться с достоинством, но потом он подумал об опасности, грозящей Ричарду Килвертону, и порыв неподдельной ярости потряс его.

— Да, вы хладнокровный негодяй, — прорычал он. — Мне следовало бы знать, что я не смогу заставить вас выйти из себя. Тем не менее, Килвертон, предупреждаю: будьте осторожны! Не становитесь слишком самоуверенным. Обещаю, даже если вы преуспеете в своем злодействе, цели все равно не достигнете. Есть те, кто позаботятся привлечь вас к ответственности!

В комнате воцарилась изумленная тишина. Рука Освальда Килвертона, захватившая щепотку табака, на мгновение замерла. Завуалированная угроза в его глазах сменилась выражением шока, брови взлетели в изумлении. В следующее мгновение к нему вернулось железное самообладание. Его глаза сузились, а голос стал шелковистым:

— Теперь вы меня чрезвычайно заинтересовали, мистер Монтегю. Чрезвычайно. — Он неторопливо взял понюшку табака и протер лацкан платком с кружевной кромкой. — Это вы… э-э… привлечете меня к ответственности?

Руки мистера Монтегю непроизвольно сжались в кулаки.

— Можете на это положиться, — спокойно сказал он.

— А-a, — задумчиво протянул Освальд. — И в каком именно преступлении меня обвинят?

Освальд презрительно взглянул на Монтегю, однако Неду показалось, что он заметил в глубине его глаз застывшее, настороженное выражение — точно кошка у мышиной норы. Это привело Неда в чувство, он огляделся — комната была полна зрителей. C тошнотворной внезапностью м-р Монтегю осознал опасность своего положения. Нельзя выдвигать серьезное обвинение в публичном месте, если не готов предоставить неопровержимые доказательства. У него таких доказательств не было.

Он нерешительно сглотнул, обдумывая, и наконец выложил:

— Вы прекрасно осведомлены о своих планах, мистер Килвертон, мне незачем их вам объяснять. Достаточно сказать, что ваши замыслы под подозрением, так что вам не удастся осуществить свои желания. Я призываю вас пересмотреть это опрометчивое решение! Убежден, что непродолжительное спокойное размышление убедит вас отказаться от низменной цели. Это все.

Вспышка гнева осветила холодные голубые глаза Освальда Килвертона.

— Это далеко не все, мистер Монтегю. Вы сочли нужным обвинить меня в каком-то безымянном, но, видимо, предосудительном заговоре. Пожалуйста, расскажите заинтересованным зрителям, какой именно умысел, по вашему мнению, я вынашиваю. В противном случае я могу оказаться на скамье подсудимых по обвинению в любом нераскрытом преступлении, которое в следующий раз обнаружат! Вы обвиняете меня в планировании предательства? Шпионаже? Воровстве?

Его глаза снова сузились, внимательно наблюдая за Недом. Голос не изменился ни по высоте, ни по громкости — последовала лишь еле заметная пауза прежде, чем он произнес:

— Убийстве?

Мистер Монтегю прямо встретил его взгляд:

— Надеюсь, вы ничего не планируете, мистер Килвертон. Если планируете, то вам же будет хуже.

— Боже мой! — издевался Освальд. — Должен ли я задрожать от страха? Мне жаль, мистер Монтегю, снова вас разочаровывать. Как ни странно, ваши мелодраматические угрозы произвели на меня не большее впечатление, чем неуклюжие попытки втоптать в грязь. Но, как мне ни раз говорили, я — флегматичное создание, мной не легко манипулировать. Могу еще добавить, меня не так легко убедить отказаться от моих планов. Определив курс, по которому я собираюсь идти, мистер Монтегю, я целенаправленно ему следую.

Его взгляд стал жестким, а губы скривились в особенно неприятной усмешке:

— Безжалостно, если угодно.

С этим необычным высказыванием он насмешливо поклонился и вышел из комнаты. Как только он ушел, разразился гул предположений и восклицаний, но мистер Монтегю, очень взволнованный, ничего не слышал. Он вырвался из когтей Физерстона, покинул клуб и вернулся в свою квартиру, ругая себя за то, что — если уж на то пошло — ухудшил дела.