Он даже не снял куртку и не стащил с себя тяжелые ботинки. В неоновом свете вывесок он кажется особенно бледным и измученным, и у Стива сжимает горло. Он садится, трет все еще слипающиеся глаза и спрашивает:
— Ты в порядке?
Джеймс, помедлив, кивает, и Стив саркастически бормочет:
— Ну да, конечно, оно и видно.
— Отъебись, Роджерс, — устало говорит Джеймс, и Стив думает, что точно так же звучал его собственный голос, когда он просил Наташу: «Не надо».
— Я могу что-нибудь для тебя сделать? — все-таки спрашивает он, хотя, наверное, это верх цинизма — предлагать помощь человеку, у чьей кровати сидишь по ночам и думаешь: «Пожалуйста, пусть его не будет, пусть вернется Баки».
— Для спарринга я слишком устал, — отзывается Джеймс, — а вот потрахаться не отказался бы.
— О господи… — стонет Стив. — Ты вообще способен думать о чем-нибудь другом? Жеребец озабоченный.
— А что? — хмыкает Джеймс. — Это же классный способ расслабиться, Роджерс. Зря ты отказываешься. — Он облизывает губы и почти шепчет: — Сегодня я был бы снизу. Лежал бы и позволял делать с собой все, что тебе захотелось бы. Абсолютно все, представляешь?
Стив представляет, еще как. Сильное тело под собой, теплые ладони на своей спине, пульсирующий жар вокруг члена. Стив сглатывает и закрывает глаза, и если бы это не выглядело по-детски, то еще и заткнул бы уши.
— Ты был бы со мной нежным, Роджерс? Ну конечно, ты был бы нежным. Ласкал бы меня так, что крышу сносило бы. И растягивал бы тоже нежно и бережно. И трахал бы так же, правда?
— Прекрати, — обрывает его Стив, потому что слушать все это совершенно невыносимо и молния на ширинке неприятно давит на пах.
— Ты же хочешь, Роджерс, — звучит неожиданно близко, и Стив, дернувшись, открывает глаза. Джеймс нависает над ним — когда только успел подобраться? — и в его взгляде тоска. — Я же вижу, что хочешь. Так не отказывайся.
Теплые губы щекотно мажут по щеке, и Джеймс выдыхает ему в самое ухо:
— Давай, Кэп. Хотя бы попробуем.
Стряхнуть с себя наваждение — вязкое, тягучее, как патока в пироге — стоит Стиву усилий. Он не должен, он, черт побери, не должен, не имеет права — и Стив твердо говорит:
— Нет.
Джеймс обессиленно утыкается носом ему в плечо и зло шепчет:
— Ну и хрен с тобой, Роджерс. Хрен с тобой.
Стива трясет еще долго после того, как он уходит. И хотя он уверен, что поступил правильно, что не должен спать с Джеймсом — с человеком, которого он порой ненавидит, с человеком, занявшим место его Баки, — он ощущает себя дураком. Старым измученным унылым идиотом.
Он терпеливо выжидает, когда Джеймс примет душ и закроется у себя. Тупо таращится в экран телевизора, отсчитывая секунды, минуты, часы, и старается не заснуть. И только когда не спать больше невозможно, плетется в спальню Джеймса, спотыкается обо что-то — снова! — и замирает, услышав с кровати жалобное:
— Стив.
— Я здесь, — шепчет он и привычно устраивается на полу. Находит на ощупь теплую руку — и охает от того, с какой силой Баки цепляется за его ладонь.
— Не уходи, — просит Баки и вдруг всхлипывает: — Мне страшно.
Сонливость сдувает, как паутинку ветром.
— Я не уйду, — обещает Стив, поглаживая судорожно сжатые пальцы. — Я здесь. Чего ты боишься?
— Они неживые, — задыхаясь, говорит Баки, и у Стива бегут мурашки по спине: в голосе Баки звенит самый настоящий ужас. — Люди без глаз. Без ртов. Без лиц. Неживые.
Стиву даже думать не хочется, где Баки видел такое. Он прижимает его ладонь к своим губам и шепчет:
— Тихо-тихо, я здесь, с тобой. Все будет хорошо, Баки.
========== Часть 4 ==========
— Эй, Роджерс!..
— Скажешь: «Давай трахнемся» — и я тебя убью, — перебивает Джеймса Стив.
Голова как чугунная, даже кофе не помогает: Стив опять почти не спал ночью. Лишь подремывал, вскидываясь, как только Баки дергался и шептал о мертвецах без лиц, снова и снова, и от страха в его голосе Стива продирало холодом по позвоночнику.
— Вообще-то я хотел поговорить о твоей бессоннице, но если ты хочешь о трахе… — тянет Джеймс.
— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, — цедит Стив, и руки дрожат от желания врезать ему по носу.
С Джеймсом вчера весь день работали психиатры, наверняка зачищали память от лишнего. От Баки. Наверное, поэтому Баки и было так страшно, и хоть Джеймс не виноват — врезать ему все равно хочется.
— В покое? — медленно переспрашивает Джеймс и вдруг свирепеет. Одним прыжком оказывается рядом, встряхивает за плечи и — Стив даже опомниться не успевает — волочет его за ворот футболки из кухни. Все происходит настолько неожиданно, что Стив позволяет ему это, и только на пороге в ванную приходит в себя и вырывается из хватки металлической руки.
— Ты рехнулся? — орет он, а Джеймс орет в ответ:
— Да неужели? Это я-то рехнулся? Ты, мать твою, себя в зеркале видел? Ты посмотри, посмотри, гребаный ты придурок! — и толкает Стива внутрь, к умывальнику.