Кроме патронного голода, стал ощущаться недостаток продовольствия и медикаментов. Суточный рацион состоял из консервов и сухпая. Хлеба не выдавали вообще, если не считать заплесневелых сухарей. Питались и тем, что находили в брошенных частных домах, на огородах – как раз созрел урожай, особенно урожайным год выдался на абрикосы, ими просто объедались. Попутно огородам опустошали и погреба частного сектора, питались в основном помидорами, огурцами, еще незрелым виноградом. Так как колодцев в городе было немного, а водопровод не работал, ели часто немытыми руками немытые фрукты и овощи, что провоцировало дизентерию. Приходилось также вскрывать, попадавшиеся на пути продуктовые магазины и экспроприировать имеющиеся там продукты и воду. Неразбериху усугубляли и приказы от вышестоящего командования, которые подчас противоречили один другому.
Взвод Богдана, потеряв, окончательно вышедшую из строя БМП, пребывал под постоянным огнем противника. Когда добровольцев вновь вытеснили за железную дорогу, в его взводе оставалось всего восемь человек. Правда, удалось-таки подбить из ПТУРа один из танков сепаратистов, но то лишь принесло моральное удовлетворение, а положение добровольцев лучше не стало. Несколько сотен человек скопились на сравнительно небольшой территории в южной части города, и сепаратисты обстреливали этот «пятачок» изо всех видов оружия. С каждым днем увеличивалось число раненых, которых невозможно было отправить в тыл. Все понимали, что раненые в условиях окружения обречены.
Организм Богдана словно мобилизовал какие-то скрытые внутренние резервы, что позволяло пока что переносить все тяготы и лишения войны. Даже кашель уже не донимал и голова почти не болела. Вернее она гудела, но то стало следствием частых разрывов мин и снарядов. Этот ад, которому, казалось, не будет конца, прекратился как-то сразу к вечеру 28 августа. Говорили, что Путин обратился к командованию ополченцев с призывом: позволить окруженным украинским военным покинуть «котел». И вроде бы командование ВСУ и нацгвардии ведут по этому поводу переговоры, не то с сепаратистами, не то непосредственно с командованием вошедших в Донбасс российских войск. Так или иначе, но интенсивность боев резко снизилась, лишь периодически возникали стихийные перестрелки. В ночь на 29 августа воцарилась необычная тишина, тишина напряжения и ожидания.
К Богдану подошел Куренчук:
– Слухай Чечен, говорять не те прориватися, не то здаватися будемо.
На Богдана передышка подействовала расслабляющее, как будто державший его внутренний стержень сломался, и он чувствовал полное бессилие, напомнили о себе старые недомогания. Он никак не отреагировал на слова Куренчука, с которым после памятного «допроса» пленного почти не общался.
– Вже срочники ВСУшные здаються. Тут з хлопцями поговорив, говорять краще за росийську армию здатися, там все нормально буде, и нагодують, и пораненим допомогу нададуть. А якщо сепорам, то в пидвал замкнуть и годувати баландою будуть и ни якой меддопомоги не зроблять. Ище там таки видморозки з мисцевих, яки що дизнаються, що доброволець, видразу до стинки ставлять, и поранених добивають.
На эти слова Куренчука Богдан уже не мог не отреагировать:
– Так ты, что российской армии сдаваться надумал, потому что там не такие отморозки как местные и как ты?
Куренчук ожег Богдана злым прищуром и ничего более не сказав, отошел.
25
Отступавшие в Иловайске добровольцы пытались зацепиться за железнодорожные сооружения, используя их капитальные кирпичные стены. Сюда же перебросили и подразделение Грача. Но поучаствовать в штурме депо грачевцам не пришлось. Поступила оперативная информация, что на выручку добровольческим батальонам командование ВСУ в районе Волновахи срочно формирует мощную группировку. Та группировка по слухам насчитывала до двух тысяч личного состава и имела на вооружении шестнадцать танков и десятки БМП и БТРов. В свою очередь ополченское командование стало спешно собирать силы, чтобы отразить этот удар и не допустить прорыва. Группу Грача одной из первых перебросили на шоссе, по которой двигалась деблокирующая группировка ВСУ.
– Если в самом деле такая сила прет, нас тут всех размажут, – уныло выразил свое мнение о возможном развитии событий Леонид.
– Не боись Малек, то что говорят надо самое малое делить надвое. Этим двум тысячам от Волновахи еще сюда дойти надо, да и танкам с БМП тоже. А сколь это километров, ты ж почти местный, скажи?
Леонид пожал плечами и, поразмыслив, неуверенно произнес:
– Да где-то полста километров, наверное.
– Ну, тогда точно самое большее половина доедет, а с укропской организацией, скорее всего, намного меньше. Что-то поломается, горючки не хватит, заблудятся, – Крест, напротив, с энтузиазмом воспринял смену дислокации – ему надоело воевать в городских условиях, он рвался на простор, в более привычное для него поле.