Старец Нил понимал, как трудно людям этого круга прийти к смирению. От его глаз не укрылось нелепое поведение князя-инока в монастыре: он напоминал белую ворону, заблудившуюся в черной стае. Казалось, Вассиан проглотил аршин и его спина не способна согнуться для поклона. Осторожно, не настаивая, старец Нил обучал князя монашескому этикету: «Если случится тебе задать вопрос или дать ответ кому-либо, благожелательно и ласково беседу веди с любовью духовной и смирением истинным, без лености и не обижая брата». «Если потребуется тебе какая-то вещь от настоятеля или прочих приставленных к тому отцов, то, прежде, помолившись, рассуди в себе, полезно ли это, и тогда спроси. Если не получится так, как хочешь, не огорчайся, не ожесточайся из-за того, что не по твоему желанию сделали, хоть и хорошим кажется тебе то, что ты хочешь, но с терпением отойди и со спокойствием и с ожиданием все делай»[503].
Старец привил новоначальному иноку вкус к чтению житий древних святых и творений святых отцов. Вассиан получил в свое время хорошее домашнее образование, был грамотен, любил книги. В монастыре у него появилось много времени, чтобы заняться любимым делом. Так мало-помалу, скорбь и тоска отпускали его. Вассиан писал старцу Нилу в скит, жаловался на то, что не оставляют его воспоминания о мире, нечистые помыслы. Когда он начинал молиться, то какой-то внутренний голос помимо его воли и желания шептал всяческие ругательства. А иногда ему просто становилось страшно на молитве. Василий Патрикеев участвовал в военных походах, видел близко смерть. Но страх на войне не шел ни в какое сравнение с тем жутким липким ужасом, который охватывал его на ночной молитве. По этому поводу старец Нил писал ему: «О страхе же что ты говоришь, — это младенческий обычай немужественной души, тебе же это не свойственно. И когда случится с тобой такое, старайся, чтобы он не овладел тобою, и утверди сердце свое в надежде на Господа, и говори в себе так: „Есть у меня Господь, хранящий меня, и без Его воли не может никто ни в чем повредить мне“»[504]. Свое послание старец Нил заканчивал так: «И Бог, податель всякой радости и утешения, утешит сердце твое и сохранит тебя в страхе Своем молитвами Пречистой Богородицы и всех святых»[505]. И несвойственная ему мягкая улыбка озаряла надменное и измученное лицо инока Вассиана.
Через какое-то время он снова навестил старца в скиту. В его келье Вассиан увидел книги и разложенные на столе исписанные красивым ровным почерком тетради. Старец Нил переписывал жития, скрупулезно сверяя разные списки одного и того же текста. Он не утаил от Вассиана, что побудило его взяться за такую сложную работу. Заключенный в стенах монастыря князь-инок жадно ловил все слухи о происходившем в столице. Нил Сорский рассказал ему о церковном Соборе 1503 года, на котором недавно побывал. Старец рассуждал о монашеском нестяжании, зачитывал жития святых. Все услышанное необычайно увлекло Вассиана. С присущим ему рвением он взялся изучать толкования на Евангелия, сверять разные списки Кормчей книги — основного свода правил, регламентирующих церковную жизнь. Всюду он находил противоречия, несоответствия житиям и поучениям святых отцов. Впоследствии старец Волоколамского монастыря Досифей свидетельствовал на суде, что Вассиан обратил его внимание на одну строку из воскресного толкового Евангелия: «тварь поклоняется твари», сказав при этом следующее: «Тыя-де строчкы аз ещо в пустыни (то есть в Ниловой пустыни. —
Вдохновившись работой по исправлению книг, Вассиан вновь почувствовал дыхание и аромат жизни, словно свежая струя воздуха через окно ворвалась в душное пространство кельи. Он было похоронил себя. Но теперь увидел новое поле для деятельности: Вассиан понял, что призван переустроить монастыри в соответствии с древними каноническими правилами. Однако работа с житиями святых и Божественными писаниями имеет свои подводные камни. «…В агиографической литературе, как и в Священном Писании, есть своя θεωρία (внутренний, сокровенный смысл). Этот внутренний смысл открывается тем „гностикам“, которые подражают святым, но он скрыт от „прочих“, которые святым не подражают»[507]. Нил Сорский всю свою жизнь прожил, сверяясь с житиями древних святых, поэтому имел духовное право на особое мнение. Вассиан же не имел такого опыта, вследствие чего вся его дальнейшая деятельность по исправлению книг и жизни русских монастырей превратилась в кавалерийский бросок с шашкой наголо. «…Несмотря на все влияние Нила, Вассиан не смог следовать до конца его заповеди полного отречения от мира и сосредоточения на внутреннем самоусовершенствовании. Темперамент политического деятеля очень скоро взял в нем верх над монашескими обетами»[508].
О Соборе 1503 года
Не скрых милость Твою и истину Твою от сонма многа.