Нил Сорский

Василий Патрикеев уверенно шел по стопам отца и деда. В 1493 году, во время русско-литовской войны, он участвовал в военных сражениях и вместе со своим двоюродным братом, князем Даниилом Васильевичем Щеней отличился тем, что взял Вязьму. А в 1494 году после переговоров о мире, проведенных его отцом с литовскими послами, ездил вместе с Семеном Ряполовским, Федором Курицыным в Вильно для торжественного утверждения мирного договора, за что в 1495 году Иван III пожаловал его в бояре.

Мороз и бескрайние снежные просторы напомнили иноку Вассиану недавнюю финскую кампанию. Поход русских войск в южную Финляндию начался в крещенские морозы 1496 года. Василий командовал большим полком. Зимняя кампания затянулась до марта. Уклонившись от встречи с большой шведской армией, русские войска возвратились в Новгород с большим полоном.

Вернувшись из похода, Василий Патрикеев заседал со своим отцом в суде. Коронация Дмитрия-внука стала торжеством Патрикеевых: Елена Волошанка, мать наследника, жаловала их. Однако тучи уже сгущались над крышей их дворца. Всесильные бояре не сумели ничего предпринять, и Вассиан не понимал, где они просчитались.

Так в тяжелых раздумьях пролетело время, показались деревянные островерхие башни Кирилло-Белозерского монастыря. Неужели здесь пройдет его жизнь и он навсегда упокоится на братском монастырском кладбище, думал князь, подъезжая к воротам обители.

В Кириллове Вассиан недолго носил оковы. Вскоре ему разрешили ходить на службы, свободно передвигаться по монастырю. Но узкое пространство кельи, ограниченное закопченными стенами, было для него настоящей тюрьмой. Он не понимал, для чего Господь оставил ему жизнь, так как не представлял себя иноком. Бессильная злоба на обидчиков, сломавших его жизнь, лютая тоска совершенно измучили его. Выросший в кремлевских палатах, он не понимал и не хотел понимать, что такое смирение и почему он, Патрикеев, должен подчиняться вчерашнему мужику, который надел на себя монашескую рясу. Привыкший пить рейнское вино из серебряных кубков, инок Вассиан никак не мог привыкнуть к монастырскому квасу. Наступила Пасха, но даже она не принесла облегчения его исстрадавшейся душе.

От полной безысходности он вспомнил о старце Ниле. Вассиан хорошо знал его брата, почтенного и мудрого дьяка Андрея. И вот, с разрешения игумена, Вассиан отправился в Нилову пустынь. Беседа со старцем потрясла гордого инока. Он не смог бы никогда воспроизвести их первую беседу, потому что просто не запомнил ее. Вассиана поразил сам старец. Рядом с ним он вдруг почувствовал такой покой и такую радость, какие не испытывал никогда, даже в самые счастливые моменты своей жизни. Находясь постоянно в военных походах или на разгульных пирах, князь мало думал о своей душе. Теперь он открывал для себя иной мир.

Старец научил его молиться и приоткрыл ему завесу тайны Божественного Промысла о его судьбе. Он говорил ему: «Тебя же, возлюбив, Бог и изъял из мира сего, и поставил в чин службы Своей, по милости и промыслу Своему. За это ты должен много благодарить милость Его и делать все, что в силах, для благого угождения Ему и для спасения души своей, прошлое мирское забывая как ненужное, вперед к добродетелям устремляясь как о вечной жизни ходатаям»[499]. «И это ты и сам по опыту знаешь, — продолжал он в своем письме Вассиану, — сколько скорбей и разврата в мире этом мимоходящем, и сколько лютых бед причиняет он любящим его, и как насмехается, отходя от рабствовавших ему, сладким являясь им, когда ласкает их чувства, горьким оказываясь впоследствии»[500]. Многие из тех, кто добился славы, чести, богатства, что получили в итоге? — вопрошал старец. И сам же отвечал: «Еще в юности смертью скошены были, как цветы полевые, расцвели и опали».

Старец говорил Вассиану о богоподобном достоинстве человеческой души и о подлинном счастье, которое испытывает человек в общении с Богом. Он просил Вассиана молиться за оскорбивших его, потому что не по своей воле они так поступили с ним, а была на то воля Божия. Он напоминал убитому горем князю, что путь правды, путь спасения — это всегда путь скорби. «Этим и отличаются любимцы Божии от прочих: эти в скорбях живут, а любящие мир сей в пище и покое веселятся»[501]. Конечно, Вассиан страдал в монастыре не за Христа и не за благочестие. Но старец Нил по своей безмерной любви к страдающему человеку хотел поднять его на высоту христианского страдания и показать ему истинный смысл его нынешней жизни — в убогой рясе и в монашеской келье. «Это сотворяет человека причастником страстей Христовых и уподобляет его святым, которые претерпели скорби за имя Его», — говорил он Вассиану[502].