Нил Сорский

Наверное, это только часть ответа на вопрос о причинах опалы Ряполовских-Патрикеевых. В январе Иван III казнил Ряполовского и отправил в монастыри Патрикеевых, а в марте он поставил сына Василия великим князем Новгорода и Пскова. Связь этих событий очевидна. Под тем же 1499 годом летописец сообщает, что великий князь начал «жаловати и любити» своего сына Василия, так же он начал «любити и жаловати» великую княгиню Софию и «сожительствовати с нею, яко же и прежде»[483]. Ряполовские — Патрикеевы принадлежали к партии царевича Дмитрия и Елены Волошанки. Великий князь, прежде чем подвергнуть опале невестку и внука, избавился от тех, кто их поддерживал.

Со слов самого Ивана III известно, что Елена Волошанка принадлежала к еретическому кружку. В ереси был уличен и любимый дьяк великого князя Федор Курицын. Насколько могли быть связаны с еретиками бояре Патрикеевы, сказать трудно. Вместе с Федором Курицыным они оформляли земельные акты, участвовали в дипломатических переговорах. «Конечно, факты совместной служебной деятельности Патрикеевых и Курицына, взятые сами по себе, не свидетельствуют об их действительной близости. Но если к ним прибавить влияние идеологии еретиков, следы которого наблюдаются в публицистическом наследии Василия Ивановича Патрикеева, тогда эти факты становятся свидетелями реальных связей, существовавших между окружением Елены Волошанки, возглавлявшей партию Дмитрия»[484].

Дальнейшие события следовали в русле перемен 1499 года. В апреле 1502 года Василий Иванович стал соправителем отца — «великим князем всея Руси», а Елена Волошанка и ее сын Дмитрий посажены «за приставы»[485]. Почему великий князь вдруг передумал и избрал Василия своим наследником? Можно предположить, что изменились его взгляды на ересь. В 1502 году на Пасху он встретился с Иосифом Волоцким и дал ему обещание наказать еретиков. Находясь на пороге своего земного бытия, старый князь стал больше размышлять об участи своей души и о судьбе государства. Он понимал, что княжение Василия, рожденного от Софии Палеолог, наследницы последнего императора Византии, будет олицетворять собой преемственность Руси и великой христианской империи, а княжение Дмитрия под опекой матери и бояр с сомнительными религиозными пристрастиями может завести страну на неведомые пути. Возможно, поэтому он сделал выбор в пользу сына. Это решение далось ему трудно и не сразу: слишком сильные симпатии испытывал Иван III к своим вчерашним любимцам.

27 декабря 1504 года в Москве по приговору церковного Собора сожгли в клетке дьяка Ивана Волка Курицына (родного брата Федора Курицына), «да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова», «а Некрасу Рукавову повелеша языка урезати и в Новегороде в Великом сожгоша его. Тое же зимы архимандрита Касиана Юрьевского сожгоша и его брата и иных многих еретиков сожгоша, а иных в заточенье заслаша, а иных по монастырем»[486]. Неизвестно, что стало с главным покровителем еретиков — Федором Курицыным, в 1502 году его имя исчезает из всех грамот и документов. Возможно, он умер незадолго до казней.

Многие годы Андрей Майко служил при дворе вместе с теми, кто подвергся опале в 1499 году. В его служебном долгожительстве сыграли положительную роль фамильные черты характера Майковых. Их можно разглядеть и в поведении его брата Нила, хотя тот всю свою жизнь провел вдали от мира. Однако монастырь представляет собой сложную форму человеческого общежития. Здесь сталкиваются разные характеры, а обособленность только усугубляет негативные качества человеческой природы. В монастырях также бывают свои партии и интриги. Но братья Нил и Анд-рей, каждый на своем месте, умели не участвовать в них.

Будучи человеком смиренным, дьяк Майко обладал редким даром деликатности. Об этом можно судить по тем поручениям великих князей и княгинь, которые ему доводилось выполнять. В 1477 году он вел переговоры по поводу пострига великой княгини Марии Ярославны. В 1497 году ему предстояло еще одно деликатное дело. Неожиданно Иван III послал боярина Дмитрия Владимировича Ховрина и дьяка Андрея Майко как своих доверенных лиц к митрополиту Симону с повелением явиться на великокняжеский двор[487]. Это событие имело трагическую предысторию, которую надо рассказать.