Нил Сорский

Скромная и одновременно достойная манера держаться, спокойный и уверенный взгляд умных глаз, общее благородство облика юноши понравились монастырским старцам. Насельники Кириллова монастыря хорошо знали и брата пришедшего — Андрея Майко, не раз посещавшего обитель по государевым делам. И они ответили согласием.

Когда в монастырь принимали новичка, то над ним совершался чин, который не был посвящением в монашество — постригом, но содержал в себе особую молитву. Игумен и братия молились, чтобы Господь сохранил доброе намерение брата, защитил его от зависти и злобы, благословил все его «входы и исходы», научил, как потратить нажитое в миру богатство на благие дела. Намеревающиеся вступить в число братии обыкновенно приносили свой посильный вклад на обитель.

Поскольку послушники считались еще мирскими людьми, они жили в кельях, отведенных для монастырских работников. Будущие иноки трудились в хлебнях, поварнях и на других тяжелых работах, испытывая себя в добродетелях терпения и послушания. «А кто не знает кирилловские хлебни!» — говорили тогда на Руси, имея в виду их огромный размер и тяжелый труд печь хлеб. «Многотрудна была работа эта, так как ядущих было множество. Кроме иноков и наемных работников кормились на трапезе те, которые приходили в монастырь пользы ради душевной, и, кроме того, нищие, странники и мимоходящие. Многие брали хлеб с собою»[140].

Труд и послушание — это все, чем, по мнению старцев, должен быть занят послушник. Он получал от монастыря одежду (которая еще не была монашеской) и пропитание. Обычно искус послушания продолжался три года. Все это время игумен наблюдал за новичком, стараясь понять, к чему тот способен. Александр Ошевенский пробыл в послушании шесть лет. Он никак не мог преодолеть своей привязанности к родителям, которые противились постригу сына. Срок послушания Нила Сорского, скорее всего, не превысил трех канонических лет, ведь ему не требовалось дополнительного обучения, да и сомнения не тревожили его душу. Москва и родительский дом были далеко от него.

Постриг

Искусил еси сердце мое, посетил еси нощию, искусил мя еси, и не обретеся во мне неправда.

Пс. 16, 3

Через некоторое время юноша принял постриг с именем Нил. Не существовало и не существует строгих правил, по которым монахам дают имена. Согласно древней традиции инок получал имя того святого, память которого праздновалась в день пострига. В древнерусских святцах под 12 ноября значится память «преподобнаго отца нашего Нила». На Руси он был известен как Нил Постник, Нил Черноризец, Нил Чернец (иногда его отождествляли с другим святым — Нилом Синайским). Возможно, постриг Нила Сорского состоялся 12 ноября и потому он получил такое имя. Начиная с XV века, как уже говорилось выше, распространилась и другая практика — монаху давали имя, начинавшееся с той же буквы, что и его мирское имя, либо имя выбирали по созвучию с прежним. Но такая закономерность была необязательной. Более того, церковные иерархи считали наиболее правильным тот порядок, когда игумен, совершающий постриг, сам выбирал имя для нового монаха. Так, например, митрополит Киевский и всея Руси Киприан возражал против обычая давать имя по календарю либо исходя из мирского имени: «Егда же ли чернца пригодится стричи и имя ему нарицати, несть в том узаконоположено, еже или дни того святого имя нарещи, или пакы и с мирьского имени, но якоже игумен въсхощет и повелит»[141]. В конце концов, последнее правило не противоречило первому: игумен, желая дать монаху определенное имя, мог приурочить его постриг к соответствующему дню.

Мы не можем сказать определенно, по каким причинам игумен Кассиан выбрал имя Нил для молодого послушника. Но совершенно точно одно — оно не было случайным. Имя, полученное в монашестве, приоткрывает завесу тайны над Божественным Промыслом о человеке. Мистическим образом судьба древнего святого, во имя которого постригается новый монах, проецируется на его собственную судьбу.