Нил Сорский

Этому описанию Прокопия Кесарийского вторит греческий придворный поэт Павел Силенциарий, очевидец освящения Софии в 537 году. «Найдется ли кто, — восклицает он, — кто хотя бы стихом Гомера воспел мраморные пастбища великолепных стен и просторного пола этого славного храма?!» И далее поэт подробно описывает все сорта мрамора, украсившего храм: «…многоцветье фригийского мрамора, где розовый румянец смешан с белым или сияет глубоким красным цветом и серебром. Здесь также много порфира, усыпанного яркими звездами, который был доставлен на лодках по широкому Нилу. Вы увидите и изумрудно-зеленый мрамор из Спарты, и блестящий мрамор с волнистыми прожилками, который добыт из груди Ясских гор, где чередуются косые полосы кроваво-красного и белоснежного. Из лидийских ущелий пришел яркий камень с красными полосами. Есть здесь и камень, который ливийское солнце согрело своим золотым светом, вскормило в глубоких расщелинах гор, камень цвета крокуса, и дитя кельтских утесов, камень со множеством кристаллов, как молоко вкрапленных там и сям на блестящем черном фоне. Здесь есть драгоценный оникс, такой, словно сквозь него светится золото; и мрамор, который дает земля не в горных ущельях, но в долинах; местами яркий зеленый цвет — словно цвет моря или изумруда, а тут — будто васильки в траве, а местами — словно свежевыпавший снег — сладостные контрасты на блестящей темной поверхности»[227].

Так стоит ли удивляться, что послы киевского князя Владимира, побывавшие в Святой Софии на Божественной литургии, возвратившись в Киев, сказали князю: «Не знаем, где мы были, на небесах или на земле; нет на земле нигде такой красоты и благочиния, и не можем рассказать о том: воистину Бог там с ними пребывает. Мы же ни рассказать, ни забыть не можем такой красоты». Иеродиакон Зосима даже не пытался упражняться в красноречии, он просто записал: «А о Святой Софии Премудрости Божией ум человеческий не может ни сказать, ни похвалить достойно».

Скупые строки древнерусских «хожений» превратил в яркий эмоциальный текст Иван Бунин: «Шестьдесят окон пробили купол, и никогда мне не забыть радостного солнечного света, который столпами озаряет из этой опрокинутой чаши всю середину храма! И светлая, безмятежная тишина, чуждая всему миру царит кругом»[228].

Константинополь был местом, где хранились величайшие христианские святыни. Раз в году, на Страстной неделе, в храме Святой Софии совершался особый чин «Святых Страстей». Во время вечерней службы накануне Великого четверга из монастыря Святого Георгия в Манганах приносили для поклонения орудия «Страстей Христовых». Они полагались на особый престол и уже в середине пятницы возвращались обратно[229]. Это были главные реликвии христианской Церкви: часть Истинного древа Господня; багряница, в которую стражники облекли Христа, насмехаясь над Ним; хитон Христа (по преданию, он был выткан Самой Богородицей «нешвенным», поэтому воины не смогли его разделить и метали жребий); терновый венец Спасителя; лентий — полотенце, которым был препоясан Христос; трость, которой били Его по главе; камень столпа бичевания Христа; губа, при помощи которой Его напоили; копье, пронзившее бок Распятого; гвозди с Кровью Спасителя и сама Кровь, истекшая из ребра Его на кресте; власы из брады Христа. В монастыре Святого Георгия «Страсти» хранились перед алтарем в драгоценном ковчеге, запечатанном царской печатью. Поклонение этим святыням было важнейшим религиозным событием в жизни византийской столицы, в нем принимали участие император и патриарх. Стефан Новгородец, посетивший Константинополь в 1348–1349 годах, при посредничестве «царева болярина» смог приложиться к святыням: «…видехом множьство народа, целующе Страсти Господни, и возрадовахомся велми, зане бо без слез не мощно приити ко Страстем Господним»[230]. Другой паломник, побывавший в Софии в самом конце XIII — начале XIV века и оставшийся неизвестным, засвидетельствовал, что от этих реликвий «велико исцеление бывает больным, и приходящим бывает прощение грех и от бед избавление»[231].

С V века в церкви Богородицы во Влахернах хранился мафорий Пресвятой Богородицы. Паломники, молившиеся в храме, говорили, что здесь «излечиваются любая болезнь, любое горе, любая печаль, а радость, ликование, надежда на лучшее укрепляются»[232]. В Житии Андрея Юродивого, составленном в X веке, описано чудесное явление Богородицы во Влахернском храме. Святой видел, как, встав у алтаря, Пречистая Дева сняла с Себя мафорий и распростерла над молящимися. В память об этом событии в XII веке князь Андрей Боголюбский установил на Руси праздник в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Иеродиакону Зосиме посчастливилось прикоснуться к «ризе» и «поясу» Богородицы.

В Царьграде паломник пробыл ползимы. Он успел познакомиться с греческими монахами, освоился с торговцами. Приходя на рынок, узнавал последние новости. «Что за вести слышал еси?» — спрашивал он у знакомого продавца рыбы. Тот отвечал: «Слышах добру весть. Дал Бог повсюду мир, по земли и по морю».