Нимфа

Жорес как-то странно глянул на нее, видно, не ожидал такого вопроса, однако тут же взял себя в руки:

— Что ты, что ты!.. Разве забыла, сколько дурил тебе голову, рассказывая о себе. В моей жизни все просто и ясно, никаких зигзагов — рос, учился, пошел работать. И вот женился...

Веронику подмывало спросить: «В который раз?» Не спросила, ждала, что сам скажет. Но он молчал. Снова стал обнимать, целовать щеки, шею.

И тут Веронику словно подменили. Хмель и слабость как рукою сняло, в голову ударила кровь, перехватило ды­хание. Она резко оттолкнула его:

— Не прикасайся! Слышишь?

Жорес испуганно уставился на жену:

— Что с тобой? Успокойся, Ника!

Она не ответила, снова опустилась в кресло, готовая отбить любую атаку.

Он долго ходил по комнате, затем ушел на кухню и про­сидел там остаток ночи.

13

Жизнь шла своим чередом, жизнь брала свое. На неокрепшие еще плечи Вероники легло много забот, которых она не знала за спиною матери. Приготовить обед — еще куда ни шло, хотя первое время получалось не очень складно и Жорес часто высмеивал жену, причем бесцеремонно, даже грубо, совершенно не заботясь о ее самолюбии. Kyда девалась прежняя деликатность! Ему теперь ничего не стоило унизить ее по любому поводу, подчеркнуть свое превосходство. Вероника чаще отмалчивалась, но иногда, не сдержавшись, отвечала тем же. Она заметила, что Жо­рес обычно избегал резкого обострения, старался в самом начале погасить намечавшийся конфликт, и эта черта его характера не раз спасала их обоих от крупных скандалов.

Немало приходилось Веронике маяться с бельем. Пер­вый раз взявшись за стирку, она стерла в кровь кожу на пальцах, потом долго не могла разогнуть спину. Белье же все равно оказалось в разводах, словно в ржавчине. Жорес и на этот раз не упустил случая упрекнуть: «Что за гла­жение? Кажется, двойные складки еще не вошли в моду... Кто так гладит? За такую работу увольняют со службы, лишают прогрессивки и вообще...» Действительно, мужские брюки она гладила впервые, могла сделать не только двой­ной кант, но и прожечь их — пусть бы знал, как поручать такую работу слабым женским рукам. Она вначале хотела вовсе отказаться — в их семье женщины гладили любые вещи, кроме мужских брюк. Мужчины никому не доверя­ли такого важного, как они говорили, дела. Но в каждой семье свои порядки и неписаные законы. Вероника хотела было спросить Жореса: «Кто ж тебе гладил, когда жил холостяком? Неужели женился только ради того, чтобы самому не гладить?» Но промолчала. В другой раз она прожгла воротничок его белой сорочки, за что тоже полу­чила выговор. «Кто так гладит? Воротник надо сначала прогладить с изнанки, а уж потом — с лицевой стороны, а ты сразу жмешь на всю силу — и вот результат... Видно, ручки твои не из того места растут, откуда положено. Ни­как не пойму... Дай-ка проверю!» Свое издевательство он иногда прикрывал подобными остротами, но от них Веро­нике легче не становилось, и она давала отпор. Однажды сказала: «Не учи меня, возьми и сам сделай!» Жорес ехид­но усмехнувшись, бросил: «Ишь, чего захотела! Я, разумеется, сделаю. Я все умею. Но я хочу, чтоб умела и ты, главное — чтоб делала! В семье, как известно, сущест­вует разделение обязанностей. И каждый обязан делать свое дело, хочет он этого или нет. Не мне заниматься твоей работой. Не было бы тебя, тогда другой вопрос».

«Не было бы меня — была бы другая,— подумала Ве­роника. Уже то, что он отделял жену от себя, обижало ее до слез.— Ты всегда найдешь, на кого переложить неприят­ные хлопоты, черную работу... Одно переписывание твоих заметок чего стоит...»

Как-то увидев четкий разборчивый почерк жены, Жо­рес попросил ее переписать начисто его черновики — очер­ки и корреспонденции для газет. Каракули были дейст­вительно ужасные, и разобраться в них стоило Веронике немалых усилий. «Половина гонорара моему милому сек­ретарю»,— утешал он жену, и та старалась: исправляла синтаксические неточности, грамматические ошибки. Тон­кости языка — и русского, и белорусского,— видно, были ему не под силу. «Чтоб исправлять всякие мелочи, су­ществуют корректоры и ты, мой славный секретарь,— го­ворил он в свое оправдание. Постепенно, незаметно Жо­рес таки научил ее многому — делать вырезки по темам и нужные выписки, подбирать цитаты, отыскивать цифро­вые данные, особенно по экономике.

Чаще Вероника это делала с душой — когда была в хо­рошем настроении, когда хватало времени. Но иногда сер­дилась и решительно отказывалась выполнять рабскую, как она говорила, работу. Надо было готовиться к весен­ней сессии, своих дел хватало.