Niro. Сборник рассказов.

Внезапно в мозг застучалась мысль — что с ним будет, если он потеряет сознание? Вдруг этот безумный Арагорн добьет упавшего одним ударом? Шишок ущипнул себя за тыл кисти; боль немного отрезвила его, заставила зелень отступить от глаз.

И в этот момент зазвонил телефон. Громко, требовательно, настойчиво. Никто не рискнул сделать к нему первый шаг, ибо это могло быть чревато нежелательными последствиями для здоровья.

Кирилл и Шишок были уверены, что звонит какой–нибудь потенциальный покупатель, стремящийся получить справку о будущей покупке. Но после двадцатого звонка они поняли, что тот, кто находится на том конце провода, каким–то неведомым образом посвящен в ситуацию, происходящую сейчас здесь. И этот кто–то жаждал поговорить с теми, кто еще остался в живых.

Глядя на телефон, все словно вступили в молчаливое соглашение друг с другом — никто не подходит, и это не осложняет им жизнь. Так бывает, когда хочется, чтобы проблемы не существовало — как дети накрываются с головой одеялом, чтобы избавиться от видений в темном коридоре. Но, как ни отворачивайся от проблемы, решать её все равно придется. Арагорн кивнул Ивану — мол, давай, поговори.

Шишок подошел к телефону и с замиранием сердца поднял трубку.

— Да, — произнес он и тут же закашлялся; слова вылетали из глотки с трудом сквозь тугой комок страха.

— Очень рад слышать хоть кого–нибудь живого, — раздался в ответ уверенный мужской голос. — Я думаю, что вам имеет смысл передать трубку тому самому человеку, который представился Арагорном. Передайте ему, что это Саруман. Но предварительно скажите — сколько вас там и есть ли раненые?

Шишок скосил глаза на Арагорна, потом быстро шепнул:

— Нас тут двое… И еще двое тяжело ранены (он не смог произнести «убиты»). И один…

— Я знаю, — оборвал Шишка человек. — Мальчик здесь, у нас. Как понимаю, проблемы — с его родителями?

Шишок кивнул, потом понял, что надо сказать вслух, а еще через секунду догадался, что красноречивее, чем его молчание, ответить было нельзя. Он просто протянул трубку человеку в плаще, заведомо отстраняясь в сторону:

— Это вас. Какой–то Саруман… Возьмите, пожалуйста.

Арагорн скрипнул зубами, со скрежетом вложил меч в ножны и подошел к Ивану. Парень не выдержал нервного напряжения и не стал дожидаться, когда тот возьмет трубку у него из рук — положил её на стол и отошел на несколько шагов. Еще теплая от Ивана трубка удобно легла в ладонь Арагорна.

— Я здесь, — бросил он собеседнику. В трубке раздалось далекое, приглушенное ухом бормотание. Арагорн слушал абсолютно неподвижно, время от времени изменяя только направление взгляда. Казалось, время в конторе остановилось.

Голос в трубке был вкрадчивым, он что–то неторопливо выговаривал Арагорну, будто журил своего непослушного сына за детские шалости. Кирилл и Шишок ждали, что Арагорн скажет что–нибудь в ответ, но тот молчал, впитывая поток красноречия от собеседника, словно губка.

Саруман говорил, говорил, говорил не переставая. По интонациям, которые можно было различить в речи, обращенной к Арагорну, было ясно, что никаких вопросов тому не задавалось. Человеку с мечом читали некую нотацию, объявляли выговор, чего–то требовали, констатировали какие–то факты…

И спустя пару минут подобного одностороннего общения Шишок заметил странность, которая стала происходить с Арагорном — черты лица его разгладились, из глаз куда–то исчез блеск ненависти, левая рука, постоянно лежавшая на противовесе, расслабилась и повисла вдоль туловища. Иван стал прислушиваться повнимательнее, стараясь понять, чему посвящен монолог, оказывающий такое странное воздействие на Арагорна. И он услышал:

— Теперь мы не только дню радоваться будем… Кончились наши страхи!.. Отдал ему свой скипетр… двинулось вверх по улицам, и все небо расцвело звездами… Так Арагорн, Великий Князь Элессар, обручился с Арвен… И кончилась их долгая разлука, и сбылись…

«Что это? — подумал Иван, пытаясь понять, о чем говорит тот, кто назвал себя Саруманом. — Какой скипетр? Кому отдал?»

Арагорн нашарил рядом с собой стол, оперся на него свободной рукой, будто силы покидали его. Но трубку от уха он не убирал, словно она была намертво приклеена. Голос продолжал говорить о каких–то неведомых Шишку людях, о событиях в их жизни, играя непонятными красивыми именами и названиями. Довольно скоро слух Ивана настроился точно на этот монолог, и Шишок не терял из него ни слова.

— … Запомни мои слова: если вызреет его плод, все до единого семена должны быть высажены… Род Нимлота куда древнее твоего, Государь Элессар…

Рядом с Иваном что–то скрипнуло. Шишок невольно отвел глаза в сторону, ненадолго отвлекся от вслушивания в слова, посмотрел на Кирилла. Тот опустился на стул, сложил голову на руки и спал, как младенец, некрасиво выпятив губы вперед и пуская слюни себе на рукава. Веки его были немного приоткрыты, отчего складывалось впечатление, что он спит с открытыми глазами. Это послужило Ивану невольным сигналом к тому, чтобы прислушаться к своему собственному внутреннему состоянию.