Niro. Сборник рассказов.

«Ваш счет пополнен. Доход составляет три миллиона восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Наш банк предлагает вам в связи с увеличением размера счета новые возможности по начислению процентов, кредитованию и совершению покупок…»

Дальше Максим читать не стал. Не смог. Из желудка наружу ринулась волна чего–то горячего и кислого, он резко оттолкнул кресло назад и побежал в туалет, зажимая рот рукой. В коридоре он, как и в прошлый раз, споткнулся, но удержаться на ногах не сумел, упал, почувствовал хруст в плече, резкую боль — и его стошнило.

Он не мог ни кричать, ни стонать, ни звать на помощь. Он лежал в луже собственной блевотины, пытаясь вытащить из–под себя сломанную руку, перевернулся на спину…

И увидел, обо что он споткнулся.

Посреди коридора лежал Леха Кротов. С целлофановым пакетом на голове, выпученными глазами и широко раскрытым ртом. Ручки пакета были завязаны на его шее; синий язык вывалился изо рта, скрюченные окоченевшие пальцы застыли в какой–то немыслимой судороге…

В голове что–то взорвалось. Заказ, приход Лехи, составление плана, наброски команд, работа…

Спор, попытка поделить деньги, драка…

Амнезия. Отключение критики, полное неприятие действительности. Сколько раз он перешагнул через труп, не замечая его — но при этом не забывая блевать в собственном туалете от страха и омерзения от состоявшегося убийства?

В комнате зазвонил Эминем.

Максим смотрел в мертвые глаза напарника и думал, что денег все–таки бывает много. И даже очень…

Единственная попытка

Это был очень необычный человек. Со своими странностями. Со своими, так сказать, тараканами в голове. Я был знаком с ним в течение… В течение пяти лет. Мы ходили в одну школу — он приехал с родителями, когда я учился в шестом классе. Его отца перевели служить в одну из частей нашего городка — и они со всей семьей, а у него была еще маленькая сестричка, переехали в наше захолустье.

Подружились не сразу. Как и всякий новенький, он долго приглядывался к нам, к нашему классу, стараясь понять, кто окажется ему ближе. Это, кстати, сразу выявило в нем неординарный тип мышления — несмотря на юный возраст, а нам тогда было по двенадцать–тринадцать лет, он был чертовски логичен, взвешивал каждое слово и движение, все его поступки отдавали какой–то взрослостью.

О том, что отец у него не просто офицер, а военный программист, мы узнали, конечно же, не сразу. То, что у нас поблизости с городком базировались какие–то таинственные «космические войска», которые мы называли не иначе как «комические» — в общем–то, тайной не являлось. То, что им нужны подобные специалисты — тоже было вещью логичной.

Мишка… А я разве не сказал? Да, имя его — Михаил. Так вот, заинструктирован отцом он был насмерть. По части военной тайны. Может, за страх, а может, за совесть — но молчал он, как партизан. Нет, не совсем молчал, не подумайте чего. И не делайте из него идиота. Он оказался все–таки достаточно общительным… Для чего достаточно? Для того, чтобы я разглядел в нем интересного человека и захотел дружить.

Была в нем на тот момент только одна странность, которую принять мы, мальчишки, ну никак не могли. Он был освобожден от физкультуры. Совсем. Он не ходил на нее никогда. Ни при каких обстоятельствах. Это было известно с первого же дня, когда он с мамой пришел к нам в класс. Они чего–то пошушукались с классной руководительницей у доски, потом усадили Мишку с Нонной за третью парту, сами продолжили, а спустя пару минут ушли к директору.

Вот тогда кто–то его и спросил — совершенно неожиданно: «Ты за кого болеешь, за ЦСКА?» Как будто ничего важнее на свете нет! А он вздрогнул, повернулся и ответил: «Я — за «Зенит». Смотреть нравится…» «А играть?» — продолжили его пытать пацаны. Вот тогда он и ответил: «А играть — мне не судьба. У меня от физкультуры освобождение. Навсегда…»

Как–то незаметно я сблизился с ним. Начал бывать у него в гостях — к себе–то пригласить язык не поворачивался, дома были еще четверо братьев, бардак несусветный, все по потолку ходят, визг, крики… Увидел отца в военной форме, его фотографии в шкафу — отец за какими–то странными компьютерами размером с человека, а то и больше… Стало интересно, начал спрашивать — но Мишка поначалу отмалчивался, отшучивался, но в какой–то момент понял, что наша дружба позволяет поделиться тайной. И он поделился.

Отец его оказался очень большой шишкой. Очень. Правда, звание тогда у него было, кажется, капитанское — но дослужился он до подполковника, на его должности это был «потолок». Я помню, как Мишка приходил в класс счастливый и рассказывал, что мама вчера цепляла отцу на погоны новые звезды…