Нирвана

– Неужели?! Неужели вы сразу провели на себе второй этап? Так называемую блокировку?

– А что делать, если ИПФС мне противопоказана? – развеселился Сартре. – Вот и пришлось сразу заскакивать на вторую ступеньку.

Молодой воин поверил ученому сразу. Но в то же время он уже и про второй этап имел вполне полное суждение. Поэтому, рассматривая голову с седыми волосами, осторожно спросил:

– Ну и как… самочувствие?

– Да чего там! Как видишь – выжил. И это самое главное. Но теперь для меня никакие психотропные средства не страшны. Хоть домутил мне вводи в кровь, хоть что угодно. Убить – да, могут. Но вот выведать хоть один секрет – фигушки! Еще и в заблуждение введу так, что те, кто пытать будут, сами мозгами двинутся.

– Э-э-э… Пытать? Так ведь и физически могут…

– Тем более наплевать! – уже вовсю хихикал ученый. – Целенаправленно отключаю все рецепторы боли и ухохатываюсь в своем маленьком, но неприкосновенном мирке. А в таком случае и умирать не страшно.

– Ну да, ну да, – бормотал Парадорский, которому так и хотелось заглянуть внутрь талантливого черепа и разобраться в произошедших там изменениях.

Кажется, его мысли легко читались по глазам:

– Конечно, увидеть, что там у меня в мозгах, и все проверить ты не сможешь, а вот испытание проведем обязательно. В следующий твой визит я приготовлю домутил и антидот, и ты проведешь экспресс-допрос на любую интересующую тебя тему. Прямо завтра все и устроим. А сейчас тебе уже пора, мы и так заговорились.

И профессор Сартре стал интенсивно снимать датчики с тела своего первого подопытного кролика-добровольца.

Глава десятая

3595 г., январь, Нирвана

Вся размеренная, хоть и переполненная муштрой и занятиями жизнь на Кафедре резко изменилась сразу после встречи Нового года. И начались эти кардинальные изменения с прибытия командира Дивизиона, старшего куратора имперской безопасности полковника Серджио Капочи. Хотя в иных родах войск он и имел звание генерала. Свалился он как снег на голову ранним утром и целых полдня появлялся в самых неожиданных местах Кафедры. То на полосе препятствий понаблюдает за офицерами, то в учебные классы зайдет и немного послушает, сидя в сторонке. Ни с кем особо не разговаривал, зато ходящий за ним тенью Хайнек на правах заместителя и куратора свой рот почти не закрывал, постоянно что-то нашептывая.

Во время обеда они тоже уселись за один столик почти в самом углу помещения, продолжая живую беседу. И только Малыш осмелился расположиться со своим подносом всего через два столика от высшего начальства. Как он ни прислушивался к разговору, как ни старался разобрать приглушенные слова, ничего конкретного не услышал, кроме разве что одной фразы Хайнека:

– …Его показатели вообще упали за последний месяц вдвое, и он стал самым худшим в группе! – Куратор этим явно возмущался, потому и повысил непроизвольно голос. – Поэтому я буду ходатайствовать…

Дальше расслышать ничего больше не удалось, но Малышу и подобного мизера хватило для понимания, о ком и о чем идет речь. Наверняка заместитель командира распинался об отчислении наихудшего стажера с Кафедры. А наихудшим за последние три недели стал не кто иной, как майор Парадорский. Нонсенс для его друзей, для его новых приятелей и для его любимой девушки. То есть и в самом деле показатели упали почти вдвое как на полосе препятствий, так и по всем остальным физическим дисциплинам. Создавалось впечатление, что молодой герой основательно заболел: он стал нервным, жутко раздражительным, порой по его лицу прокатывались какие-то спазмы, словно он испытывал нестерпимую боль. Иногда он просто срывался с турника во время простейших акробатических упражнений, несколько раз очень болезненно падал на полосе препятствий, получая травмы. Хорошо хоть незначительные. Потерял аппетит, заметно похудел. Благо еще, что теоретические занятия у него проходили на прежнем уровне и знания он впитывал в себя, словно губка воду.