Когда друзья интересовались самочувствием Тантоитана, тот старался свести все к шуткам или просто ссылался на банальную простуду. Реже – оправдывался тем, что потянул связки или порвал какую-то мышцу. Что в принципе считалось вполне естественным: стажеров во время тренировок и спарринг-поединков никто не жалел и поблажек не давал. То есть пока ни паниковать, ни вроде как отчислять с Кафедры большого повода не было. Но вся соль заключалась в том, что Минри Хайнек с первого дня по каким-то причинам воспылал к Парадорскому, мягко говоря, нелюбовью. И эта нелюбовь, переходящая в непримиримое противостояние, становилась заметна всем окружающим с каждым днем все больше и больше. Вроде как все делалось по уставу, и куратор ни в коем случае не превышал своих полномочий, но опытные офицеры сразу просматривали излишнюю строгость и предумышленное проталкивание молодого героя в наиболее опасные места как на полосе препятствий, так и в тренажерных залах. Парадорский, естественно, не отступал, как всегда, старался оставаться первым и лучшим, но в результате только все чаще и чаще получал микротравмы и растяжения.
Сам Тантоитан к возникшему противостоянию относился на удивление спокойно и на провокации не поддавался, зато на майора Хайнека ополчились все друзья Парадорского. А больше всего подобным положением дел оказалась взвинчена Клеопатра Ланьо. Девушка несколько раз была всего лишь в одном шаге от того, чтобы сорваться, жутко нахамить куратору, а то и просто его избить. Неизвестно, справилась бы она с ним или нет, все-таки воин недаром считался одним из лучших в Дивизионе, но уж морду всяко бы расцарапала до неузнаваемости.
Как ни странно, но куратор шипения и колкие слова со стороны подчиненной игнорировал полностью и в дальнейшем постарался еще больше воспользоваться своим служебным положением. После этого разведенные по разным аудиториям и тренажерным залам возлюбленные вообще перестали встречаться в дневное время, а ночами с завидной очередностью отправлялись в наружный дозор или на патрулирование дальнего периметра. В итоге в последние две недели жених со своей невестой умудрился только один раз переспать в их комнате.
Тяготы службы. Жаловаться или роптать – нет смысла.
Но вот сейчас Малыш по обрывкам подслушанного разговора догадался, что речь идет об отчислении друга. А это дело более чем серьезное. Если Парадорский каким-то образом не попадет в Дивизион, оказавшись на дальнем пограничье, это будет не только его беда. Скорей всего и его свадьба с Клеопатрой расстроится. Следовало что-то немедленно предпринимать. И этим «что-то» могла оказаться элементарная, но единовременная подача сразу нескольких рапортов на имя Серджио Капочи. В любом случае командир Дивизиона будет вынужден принять во внимание мнение по этому вопросу и остальных офицеров данной стажирующейся группы.
Вот с такими задумками и помчался Малыш сразу после обеда к Парадорскому и остальным друзьям. Вначале зашел в комнату майора и, пока Клеопатра где-то задерживалась, быстро рассказал о подслушанных словах и своих выводах. И был весьма ошарашен, когда Тантоитан в резкой ультимативной форме потребовал:
– Никаких рапортов! Спасибо тебе за предупреждение, хотя я и так догадывался, что куратор постарается меня вытурить с Кафедры. Но в любом случае мои временные снижения физических показателей ни в коей мере не дают права на отчисление. Я специально внимательно перечитал правила и уставные требования к прохождению стажировки.
– Да правила и требования – это одно, а происки Хайнека – совсем другое, – не успокаивался Малыш. – В его власти так факты подтасовать…
– Ладно, дружище, – перебил его Танти, выглядывая в приоткрытую дверь и заметив в коридоре приближающуюся Ланьо. – Ни за что не переживай, о рапортах пока никому ни слова, ну и при Клеопатре держи язык за зубами. – И уже выпроваживая товарища в коридор, совсем иным тоном добавил: – Да нет, играть в карты меня совсем не тянет. Может, как-нибудь в следующий раз.
А оставшись с любимой наедине, закрыл дверь на внутреннюю защелку, подхватил свою невесту на руки и в несколько шагов донес до кровати. Заваливая прямо поверх одеял, уже шептал со всей страстью и настойчивостью:
– О! Моя прекрасная принцесса! Как я по тебе соскучился! Прямо не верится, что нас не развели сегодня перипетии тяжкой службы…
Ответив вполне жарким и пылким поцелуем, Клеопатра тем не менее смогла чуток вырваться из любовного захвата и проговорила:
– Я по тебе тоже соскучилась, но именно поэтому и хочу немедленно поговорить. Ну пожалуйста!.. Перестань меня насиловать!
– У-у-у, раньше тебе это нравилось…
– Мы с тобой уже неделю толком поговорить не можем, а у тебя только одно на уме… Танти! Я сейчас рассержусь!
– И что будет?
– Вообще с тобой разговаривать перестану…
– Так я этого и добиваюсь! Во время секса только и надо, что целоваться, ну и…
– Без «ну и»! Ты не понимаешь, что происходит? Этот Хайнек только и делает с самого утра, что ходит за полковником Капочи и очерняет все твои заслуги. Вдруг у него на уме тебя погнать с Кафедры?