Нить Лекаря

– Нет, я не встречался с вашей семьёй и, конечно, никто мне не рассказывал про вашу тайну. Видите ли, мне иногда открывается жизнь людей, как сейчас ваша. Вы хороший человек, но оступились. И, главное, простите за банальные слова, осознали свою вину. Судьба подарит вам ещё один шанс, вы скоро найдёте жену и детей. Только прошу, не упустите случай вернуть собственное счастье. А теперь, гражданин следователь, пожалуйста, не задавайте больше никаких вопросов. Это уже ни к чему.

Воцарилось молчание….

– И последнее, – нарушив безмолвие, обратился к капитану – я знаю, что ждёт меня скоро. Вы не сможете мне помочь быстро, как бы ни старались. Не терзайтесь по сему поводу. Всему своё время. Каждый проходит свою голгофу. Моя, видно, ещё не закончилась.

Следователь закрыл лежащую перед ним папку, моё дело с номером.

Вот так жизнь проверяет на прочность. Я не хотел думать о несправедливости, допущенной в отношении меня, гнал от себя все мысли об обиде. Быть униженным, всем сердцем служа Родине – разве такое не причина крушения идеалов? Я силился посмотреть свыше на свою ситуацию. Старался подняться над собой прежним, чтобы сохранить веру в правильность своего пути.

Сидя в камере среди подозреваемых, по большей части уже сознавшихся под грузом доказательств в содеянных преступлениях, ловил на себе косые взгляды. В них читалось торжество зависти. Даже сейчас, в таком положении, некоторые злорадствовали, видя меня в своей компании. Перед смертью их душу грело не раскаянье, а горькое огорчение от потери своего статуса, упущенных возможностей. Самолюбие тешилось от мысли, что пойдут на тот свет не одни, а вместе, скреплённые накрепко цепью, густо обагренной кровью невинных жертв. Только судить их там будут поодиночке и отвечать им придётся каждому самолично. Там нет толпы, в которой можно затеряться или спрятаться. Там один на Один…

Часть 3

… А потом поезда, этапы и здравствуй Север! Ещё с детства меня манили бескрайние просторы суровой земли, её неразгаданные тайны, богатства. Я взахлёб читал всё, что попадалось мне в руки на животрепещущую для меня тему. Моё воображение ребёнка рисовало подвиги, мужественное преодоление всех тягот жизни на краю света.

Морозы, снежные бури, бескрайние леса, тишина, отвага первооткрывателей, потери, скорбь, слёзы – всё это сплелось в один тугой узел под названием детские грёзы.

И вот она, моя мечта, сбылась. Во всём своём величии предстал предо мной бескрайний, непокорённый, свободолюбивый, живущий по своим неведомым и только ему понятным законам, господин Север.

Конечно, не так я ожидал воплощения романтики отрочества. Путь к мечте был обильно устлан теми лишениями, которые всегда выпадали на долю каждого заключённого того времени. Нет смысла их перечислять. Я всё равно благодарил судьбу, ибо неисповедимы пути Господни. И в этом находил утешение и надежду на положительный исход из очередного неблагоприятного жизненного изворота, стараясь замечать вокруг себя исключительно хорошее. Только так можно было не впасть в уныние и не рассыпаться, сохранить цельность натуры и силы.

Где-то там, за невидимой чертой, остались заслуги, достижения, близкие люди, друзья. А здесь, сейчас, серые однообразные будни казённого положения, тяжесть которого давила со всех сторон на психику, заставляя её съёживаться и подстраиваться под непривычные условия существования по новым правилам, распорядкам, законам. Я наблюдал, как личность свободного до недавнего времени человека претерпевала кардинальные перемены. Подобные метаморфозы никогда не проходили бесследно. Они отражались на лице, походке, внутреннем состоянии, словно печать или клеймо. И это на всю жизнь. Бывшие всегда распознают в толпе себе подобных.

Здесь некая сила лепила из представленного материала точно по фабричному шаблону свой тип Homo sapiens. Тюрьма и Север проверяли на стойкость человеческую природу. Кто-то через раскаяние освобождался и становился спокойным, другие держали своё достоинство до конца, третьи тихо сходили с ума, но большинство подстраивалось под новые обстоятельства и позволяло манипулировать собой, уступала внешнему давлению, превращаясь в серую безликую массу. Выживали кто как мог, но сделать это можно было только сообща. Одиночек здесь не любят. Они всегда выглядят подозрительно. Чужаки для всех. Даже среди чёрных роб и тёмных душ их сторонились, их выталкивали, их провоцировали. Участь обособленцев зачастую была незавидна.

Лично меня многие острые моменты лагерной жизни обошли стороной, подводные камни я очень хорошо научился распознавать. Меня, как врача, определили в тюремную больницу, где я полностью погрузился в привычные для себя заботы. Работы было достаточно. Больше всего меня тяготило отсутствие порой необходимых лекарств, чтобы оказать наиболее полно медицинскую помощь. Приходилось обходиться тем, что имелось. Но это понятно, «всё для фронта, всё для победы!» В лагере вещало радио, и сводки СовИнформБюро все слушали регулярно и радовались победам. Многие не понаслышке знали, что такое оккупация, плен, война.