Нити судьбы

— Спасибо. — Вздохнув, я прислонился спиной к стенке фургона и уставился на него. — Отличные ботинки, — продолжил я, как ни в чем не бывало.

— Спасибо! Ты единственный в правоохранительных органах, кто способен оценить такие вещи.

Я в этом сильно сомневался. Но ни у кого больше не было возможности сделать ему комплимент, прежде чем он их убьет.

На сиденье рядом с ним лежали пальто и шляпа с шарфом, и мне пришло в голову, что это дорожный костюм.

— Ты куда-то собираешься?

Он улыбнулся, и в уголках его глаз появились мимические морщинки. Я никогда бы не подумал, что у серийных убийц они есть, но у Хартли были.

— Да, и хотел попрощаться.

Оглядевшись, я заметил Келсона на пассажирском сиденье и еще одного мужчину за рулем.

— В следующий раз можешь просто позвонить.

Тот кивнул.

— Я бы так и поступил, но захотелось увидеть тебя перед отъездом.

Я зацепился за проблеск надежды.

— Не собираешься возвращаться?

— Может, и нет, — вздохнул он, зевая, но все еще держа меня на мушке. — Я ничего пока не решил. В обозримом будущем планирую попутешествовать по Европе.

Я кивнул.

— Ты ведь не хочешь поехать со мной, не так ли?

— Нет, — ответил я мягко. — Как ты заметил, я только что вступил в брак, но ценю твое предложение.

— Я знаю, — вздохнул он и, наклонившись вперед, посмотрел на меня оценивающе. — Я мог бы настоять на том, чтобы ты поехал со мной.

— Да, но ты этого не сделаешь, — ответил я уверенно.

Он хмыкнул и откинулся на спинку.

— Ты прав, я не сделаю этого.

И тут до меня дошло, как сильно мы оба изменились.

В течение многих лет репортеры, сотрудники правоохранительных органов и даже тюремный персонал говорили мне, что между мной и Хартли кипели страсти. У нас было что-то такое, манера говорить, общаться, и люди находили это захватывающим, похожим на флирт, вероятно, потому что они не отдавали себе отчет в том, что иметь личные отношения с Крейгом Хартли означало отдать часть себя. В моем случае — буквально. Блестящий человек, даже просто отвечая на безобидные вопросы о себе, он так искусно умел разговорить собеседника, что тот не успевал и оглянуться, как стоял перед ним обнажив всю душу и вывернув себя наизнанку.

Я видел так много подобных людей — от его последователей и обожателей до крутых агентов ФБР, которые ломались, попав в поле его зрения. Но я всегда стоял особняком, с самого начала, потому что он был моим должником. Я спас ему жизнь. Своим телом я закрыл его от смерти, и когда я лежал на нем, истекая кровью, он прижал руку к ране, которую сам же и нанес, и прошептал мне на ухо тихие слова утешения. С тех пор мы были связаны друг с другом.

Но теперь, после нашего последнего столкновения… противостояния… контакта… все изменилось. Мы стали совсем другими. Мы больше не кружили друг вокруг друга, пытаясь разобраться в слабостях и отыскивая бреши в броне. Мы просто сидели рядом, не совсем друзья — ими мы никогда быть не сможем, — но что-то близкое к этому.

— Миро.

— Извини, — рассеянно ответил я, вновь поразившись тому, что позволил себе отвлечься в его присутствии. Не многие могут так поступить и остаться при этом в живых.

— Да нет, все нормально, даже мило, — произнес он с легкой улыбкой. — Но я хочу кое-что спросить.

— Что именно? — резко выдохнул я. Я и вправду был спокоен. Положив руки на колени и удобно устроившись, ехал в фургоне, пока он держал меня под прицелом. Когда же это успело стать… нормальным?

— Келсон пытался застрелить тебя вчера?

— Нет, — солгал я. — Зачем ему это?

— Потому что он, как и все мои знакомые, ревнует меня к тебе.

Все они были такими же сумасшедшими, как и он, потому что никто в здравом уме не хотел бы стать любимцем Хартли.

— Так я и узнал, что он пустышка.

— Серьезно?

Я понял, что проговорился, и чуть не поперхнулся. Я говорил не задумываясь, потому что за все время, проведенное в его присутствии, перестал его бояться. Так муха забывает о паутине, мангуст становится чересчур самоуверенным или голубь думает, что ястреб не может заметить его издалека.

Однажды я смотрел документальный фильм о косатках. О том, как они неделями играли с молодыми тюленями у самого берега, чтобы те почувствовали себя в безопасности и потеряли бдительность, а затем нападали на них, чтобы съесть. Это было ужасно. Киты никогда не считали тюленей своими друзьями, и я подумал, что кроме удивления тюлени, должно быть, чувствовали обиду, когда их поедали заживо.

Это было похоже на то.

Пока Хартли кружил вокруг меня как косатка, ожидающая добычу, я размышлял о том, какой же я дурак! Терять бдительность было просто идиотизмом. Как же мне удалось убедить себя довериться Хартли?

Мысленно я вернулся к тому последнему разу, когда видел его и, получается, все из-за моей собаки?

Страх исчез из-за Цыпы.

Он спас моего пса.

Как можно бояться того, кто спас твою собаку?

— Миро? — мягко окликнул он меня.

— Я… когда его босс сказал, что он знает тебя лучше всех… я заподозрил неладное.

— Это было подозрение или ревность?

— Ревность? — правильно ли я его расслышал?

— Ведь кто-то утверждал, что он мне ближе, чем ты.

— Но я уверен, что таких людей много.