Нити судьбы

Келсон закричал и, подняв голову, я увидел, что он лежит на той же холодной и твердой, покрытой льдом земле, на которой лежал я.

Моя спина взмокла. Холод просачивался под кожу, и по всему телу пробежала легкая дрожь. Затем я глотнул воздуха и сел. А повернув голову налево… увидел Хартли.

Его рот был открыт, и он все еще дышал, но уже с трудом, и в следующую секунду я понял почему. В области сердца по пиджаку расползалось пятно крови.

Я боком подполз к нему и обеими руками закрыл рану, сильно надавив на грудь, а он поморщился от боли.

— Бесполезно, — прохрипел он, и слеза скатилась из его левого глаза к уху.

— О чем, черт возьми, ты думал? — проскрежетал я. Мой голос, надломленный, хриплый, прозвучал странно — испуганно и глухо.

— Ну, — фыркнул он, каждый звук давался ему с трудом. — Подумал, что ни у кого нет права убивать Миро Джонса… кроме меня.

— Трепло, — пробормотал я, слыша, как сердце колотится у меня в ушах.

Он попытался улыбнуться.

Подняв одну руку, я начал снимать куртку. Нужно было замедлить кровотечение и согреть его, чтобы он не потерял сознание.

— Только не надо портить превосходную вещь от «Тома Форда», — проворчал он. — Это не поможет. Просто посиди здесь немного и забери оружие.

Я посмотрел на автомат, а потом снова на его быстро бледнеющее лицо.

— Что?

— Честное слово, — вздохнул он, — как ты умудрился так долго прожить?.. Водитель ведь все еще жив.

Звук взревевшего двигателя привлек наше внимание, прежде чем фургон, взвизгнув шинами, отъехал.

— Что ж, это обнадеживает, — невозмутимо произнес он и закашлялся кровью.

— Черт! — выругавшись, я начал обыскивать его пиджак в поисках телефона, потому что мой остался у Яна. — А где, черт побери, твой…

— В фургоне, — прошептал он, опустив пистолет и протягивая ко мне левую руку.

Я быстро ухватился за нее, сразу почувствовав, насколько она холодна, и сжимал, даже когда кровь потекла по его пальцам.

— Черт возьми, где, блядь, все?!

— Ох, — вздохнул он так тихо, что мне пришлось наклониться и прижать ухо к его губам. — Ты и вправду испугался, да?

Сейчас это было совершенно бессмысленно. Он больше не был угрозой. Да, Хартли являлся сущим кошмаром, но сейчас почему-то… нет. В этом не было никакого смысла, ведь все произошло из-за пса смешанной породы, несмотря на то, что было между нами и то, что в моей жизни он существовал даже дольше, чем Ян. То, каким я стал, большая часть меня, определялась нашим с ним общением. Я почувствовал, как внутри меня нарастала боль.

— Нет, я не хочу так… мы должны остаться квиты, — сказал я и повернулся, чтобы посмотреть ему в глаза, так близко, что мы почти соприкасались носами. — Я спас тебя, ты спас меня — как же я тебе верну должок? — спросил я, и мои глаза наполнились слезами.

— В следующий раз, — прошептал он, вздернув подбородок. — Иди сюда.

Не раздумывая, я повернул голову так, что его губы прижались к моей щеке, и он всего лишь на мгновение крепко сжал мою руку.

— Всегда знал, что ты мой, — выдохнул он.

Я замер на секунду, а затем повернулся, чтобы встретиться с ним взглядом. Его хватка медленно ослабла, и рука едва не выскользнула из моей, если бы я не удержал ее.

Последняя слеза скатилась по его щеке, и я смахнул ее, прежде чем закрыть ему глаза.

Плакать было бессмысленно. Он не был хорошим человеком. На самом деле, он являлся чудовищем. Но где-то между тем, как он, разрезав мне бок кухонным ножом, забрал мое ребро, и тем, как сказал, что моя собака не умерла… Хартли стал только моим монстром. Мы изменились и уже не были прежними. И в конце концов, он получил пару пуль, которые предназначались мне, чем спас мне жизнь. Люди будут писать о нем годами.

Я понятия не имел, что должен чувствовать и что думать, но сидеть здесь, держа его за руку, казалось мне единственно правильным решением.

БЫЛО ТАК ТИХО и спокойно, как будто весь мир замер, но через несколько минут я услышал слабый звук сирен.

Медленно опустив руки Хартли, я сложил их на его груди. Он выглядел таким умиротворенным, будто заснул. И когда все расплылось, я понял, что мои глаза полны слез. Закрыв лицо руками, я позволил себе зарыдать и без свидетелей оплакать человека, потому что никто, даже Ян, не понял бы почему.

Хартли совершал со мной ужасные вещи, но я должен ему все простить, пусть так и будет. И не потому, что он спас меня. Ничего из этой банальщины. Даже если бы он бросил меня, как и хотел, где-то на дороге, сказав: «Всего хорошего тебе, Миро!», я чувствовал бы то же самое. Боже мой, каким-то странным образом он был моим другом, и это не поддавалось логике.