Нити Жизни (СИ)

– Потому что так и есть, – отозвался Нэвлис. – Ждать от других помощи – это признать свое поражение.

– А по мне, так это усиление друг друга, – возразила Эслин, прижимаясь к пышущей жаром Майме. – Не только отдавать в мир, но и брать. И помощь тоже.

– О, ты знаешь толк в том, как ездить на чужой шее, верно? – язвительно уточнил Нэвлис. Не то, чтобы ему непременно хотелось уколоть союзницу. Просто не видел повода сдерживать усталость с раздражением, и заодно проверял, как она ответит.

– Я не отказываюсь от подарков Небесной матери и всегда плачу за них. Мы все за все платим, просто всегда по-разному, – тихо ответила Эслин.

Нэвлису и самому надоело беседовать, язык еле ворочался, и все же любопытство взяло верх.

– Ты одновременно веруешь и в Нити, и в Родителей?

– Ну кто-то ведь держит концы основы и следит, чтобы Нити не путались, – прозвучало в ответ.

Нэвлис рухнул на свое место и глянул напоследок на Сармика. Тот лежал в стороне и с кем-то ругался, бормотал и тихо хохотал. Нэвлис ощутил, что от этого у него мороз пробегает по коже и четко понял предка Тортура, запретившего иные верования. Не удивительно, если после доклада городничего Трисориса о пожарах и псах король и сам обратит пристальное внимание на шаманов. Кому нужно это буйное оружие, которое стреляет куда и когда захочет?

Словно в ответ на эту мысль из кустов донесся нечеловеческий смешок, похожий на клекот птицы. Нэвлис вздрогнул, но проверять не стал и провалился наконец в сон, решив, что если в Нижнем мире ему дадут поспать, то он не против туда отправиться.

Глава 24. Два принятия

Верхний мир

Горы, как плотный бугристый доспех из ракушек, наросли на севере и юге королевства Ангардас. Центральную его часть занимала равнина, сдобренная солнечными лесами, легкомысленными речками и полями с рыхлой почвой. Селений земледельцев здесь становилось все больше, поэтому путникам приходилось смещаться на восток, все дальше от обжитого Любимого моря, ближе к нехоженым угрюмым лесам с потрескавшейся землей и сухой травой.

Скрываться от чужих глаз пришлось не всем. Под Трисорисом Дархан вместе с Эслин, Маймой и Сармиком отделились от остальных. Шаманка так нахально возникла возле Иошимы почти под руку с Эслин, что министр просто не смог обделить ее вниманием. Теперь портреты обеих женщин красовались на столбах, а вознаграждение за их поимку выросло. Кроме того, слухи о пламенной ведьме покатились впереди компании. Майма, утопая в глубоком капюшоне своей накидки, слушала их с широкой улыбкой. Сармик явно скучал в дороге, и боязливые визиты в мелкие села не поднимали ему настроения.

Перед тем как разъехаться, Нэвлис с обреченным вздохом попросил друга либо оставить Эслин, либо найти Траву и как-то договориться по поводу долга. Дар пообещал ему решить вопрос миром, но сам в благополучный исход дела не верил. Пока Смех не напоминал ему о душах и сносно себя вел, он посвятил все мысли Эслин. Больше недели, что они провели в пути, он засыпал и просыпался с чувством легкости и спокойствия, ощущая свою руку на ее руке. Не хотелось думать и тратить силы на подозрение и сопротивление. Они всерьез обсуждали пустяковые темы, искали смысл в узорах пыли на дороге и стрекоте светлячков, глупо шутили и хохотали от своих выдумок, словно на свет летнего солнца выглянули из темниц тела их детские желания. Эслин распустила косу, и река ее волос посерела от пыли и наполнилась мелким сором, но Дару так даже нравилось. Он погружался пальцами в тяжелый каштановый водопад и задумчиво перебирал прядки, а она принимала его прикосновения, его проявления беспечности, его самого.

Вдруг оказалось, что можно что-то делать для другого человека и не ждать в ответ взаимности. И это тоже была честная сделка, потому что дающий сам получал удовольствие от своего проявления доброты, и это служило ему соразмерной платой. Ее сонная улыбка, ее восхищение ароматным венком из полевых трав, которые сами собой шли ему в руки и складывались в слова гимна ее красоте. Больше всех активничал Вьюнок, попадаясь на глаза и цепляясь за все, что предназначалось Эслин, но Дар с ним и не спорил. Корни негодника невероятно быстро и глубоко прорастали в землю, зато в руках опытного травника служили и лекарством, и ядом. И это очень напоминало ему о влиянии сатри на его собственную душу. Он даже не отрицал своей влюбленности, но хотел пить чувства здесь и сейчас, не думая о ее взаимности и их будущем.