Ницше

Только инстинктивно-интуитивное знание может предохранить человечество от заблуждений. Борьба за истину не равноценна искоренению человеческих заблуждений. Обнаружить заблуждения не означает утвердить истину, потому что истина — продукт сознания, а искоренение заблуждения — результат инстинкта, воли к могуществу. Сознание ошибается, воля — нет. Постижение истины нашим рассудком не есть однозначное добро, поскольку своим результатом может иметь принимаемую за истину ложь. Само стремление к истине содержит в себе элемент неопределенности: «Что собственно в нас хочет „истины“?» «Положим, мы хотим истины, — отчего же лучше не лжи? Сомнения? Даже неведения?» Человечеству свойственно заблуждаться; вся история человечества изобилует суевериями, искоренением «ересей», борьбой за «правоверие», требующей жертв, жертв, жертв…

Даже свободная от заблуждений рассудочная истина может быть опасной. Во-первых, сама истина может оказаться деструктивной, разрушительной, гибельной для человека, так что ее достижение отнюдь не ведет к счастью. Во-вторых, полное овладение истиной лишает человека иллюзий, фикций, заблуждений, лежащих в основании духовной жизни. Мудрость суть дозирование истины; всеобъемлющая истина убивает жизнь, которая бессознательно «ищет заблуждения, живет заблуждением».

Наша охота за истиной —
ужели это охота за счастьем?

«Правда, и только правда» — чрезвычайно опасный моральный императив, противостоящий воле к жизни. Стремление к истине любой ценой суть инфантильное окаянство в любви к истине, обрекающее человека на мученичество и ненужные жертвы. Ницше призывает «остерегаться страдания» «во имя истины», которая слишком легко, как мы знаем из истории, оборачивается ужасающими заблуждениями и горами жертв (защитников и противников «истины»).

Мы больше не верим тому, что истина остается истиной, если снимают с нее покрывало… Теперь для нас это дело приличия — не все видеть обнаженным, не при всем присутствовать, не все хотеть понимать и «знать».

Правда жизни, ее истина состоят в том, что иллюзии человеку не менее необходимы, чем «истина», к тому же недостижимая. Поэтому моральная декларация безусловного стремления к истине, во-первых, лицемерна и, во-вторых, вредна, лишая человека спасительных иллюзий. В ней выражается забвение жизни. Истина и заблуждение — равноправные и паритетные компоненты познания, тем более что вчерашние истины сегодня представляются заблуждениями, а истины грядущего всегда встречаются человечеством как покушение на основу основ.

Истины — формообразующие структуры нашего сознания, наши внутренние предпочтения. Истины историчны, они возникают и исчезают во времени. Критерием истины служит сам человек, его польза, его стремление господствовать над вещами. Но поскольку сознание человека, как и мир, подвижно, у человечества не может быть постоянного критерия для суждения о вещах. Поэтому наши суждения выражают не истину, а лишь преходящее настроение. Это не значит, что человек должен отказаться от всяких суждений — он на это не способен, а они ему необходимы. Человек не может обходиться без оценки вещей, следовательно, без суждений о них. Он должен отказаться не от «истин», а от гипостазирования идей.

Познание — не добывание истин, но установление наших отношений с вещами, а к этим отношениям можно вообще не применять понятия «истины» или «лжи». Думать, что истина ценнее лжи — не более чем предрассудок: «истины» нередко грозят неимоверными опасностями, а «ложь» оказывается спасительной. Важны вообще не «истина» или «ложь», а служение сохранению и возрастанию жизни. Вот почему предметом наших поисков должны стать не фантомы рассудка, а здоровье, увеличение степени нашего могущества.

Нет безусловных истин, ничего не может быть принято на веру потому, что имярек «сказал». Познание — это всегда риск, многоаспектность, эксперимент с истиной. Мы — эксперименты, так и будем же ими, — читаем в «Утренней заре». Познание — это интерпретация, претендовать на большее — мегаломания. И если самого Ницше тоже можно обвинить в максимализме, то лишь — в мегаломании как бесконечности перспектив (если не считать болезненных маний-притязаний).

В познании важен не результат, а процесс. Процесс познания бесконечен, поэтому «истина» всегда представляет собой ничтожную малость, тайна же всегда бесконечно велика. Переходить за рубеж, разделяющий познанное и непознанное, всегда опасно, ибо человек все еще не созрел до плодов рук своих. Бесконечность процесса познания означает и неискоренимость заблуждений: поскольку истину никогда не удастся раскрыть целиком, всегда пред человеком будет расстилаться целина ошибок и проб. На любом этапе познания человечество будет обладать небольшой суммой истин и огромной совокупностью заблуждений.