Ницше

Познание — полезные фикции, служащие «воле к власти», выражение жизненной силы, человеческой экспансии, способ покорения природы, возможность добиться поставленной цели, отнюдь не означающая достоверности исходных предпосылок.

Мы сами устроили себе мир, в котором можем жить, с помощью тел, линий, поверхностей, причин и следствий, движения и покоя, образа и содержания. Без этих символов веры никто не мог бы прожить. Но вместе с тем существование их вовсе еще не доказано — жизнь вовсе не аргумент: в числе условий жизни может быть и заблуждение.

…Вера в истину приводит нас к своему крайнему следствию: если и есть что-то, чему следует поклоняться, так это кажимость, которой будет нужно поклоняться; что не истина, а ложь божественна.

«Воля», «дело», «практика» для Ницше важнее мысли, идеи, интерпретации, хотя между ними существует глубинная связь: последние возникают для обслуживания первых. Первичен «практический инстинкт», обслуживающий «волю к власти», все остальное — у него на службе. В конце концов, не суть важно, истинны ли идеи, — важно, эффективно ли они работают. Неважно, чтó есть вещь на самом деле, важна действенность нашего мнения о вещи. При наличии последней сущность вещи тождественна действенному мнению о вещи.

Вещи обязаны своим существованием всецело деятельности представляющего, мыслящего, волящего, ощущающего индивида, и при том как понятие «вещи», так и все ее свойства.

Поскольку действенность — главный критерий «истинности», стремление к «непрактичным» истинам — проявление упадка, декаданса. Воля к истине, не питаемая «волей к власти», — бессилие творчества. «Чистое искусство», «чистая наука», «только истина» — удел слабых, чахоточных обитателей башен из слоновой кости, бегущих полноты жизни. Вот почему теоретическая наука — «промежуточная станция, где находят свое естественное облегчение и удовлетворение средние, более многогранные и более сложные существа: все те, кому деятельность не по нутру». Впрочем, для «сильных» наука — то же орудие «воли к власти», «превращение природы в понятия в целях господства над природой — она относится к рубрике „средства“».

В этой функции истина (научная как частный случай) должна быть соединена с волей действовать, властью и верой, без которых не существует даже поиска истины: «Требовать, от себя говорить только „истину“ значило бы предполагать, что истина существует; но это должно лишь означать, что утверждают, что для кого-то нечто значит истинно; что бывает, когда это важно — говорить как раз то же самое, что для кого-то другого тоже значит быть истинным: что это на него действует». Отсюда следует, что «то, что должно действовать как истинное, не нуждается в том, чтобы быть истинным», и даже рассматривается в качестве истинного тем, кто данный тезис высказывает.

Общезначимость, универсальность, безусловность не являются для Ницше критериями истины — только убежденность, персональность, уверенность, энергичность. Всеобщие истины опасны тоталитарностью, рабством: «Просвещение принесло: именно раб хочет безусловного, он понимает только тираническое».

Универсальные истины, в том числе научные, ведут к тотальности и конформизму, отучают мыслить самому. Следование чужим истинам — признак «рабской души».

Требовать от человека «жертв во имя истины» — служить идеологии. Это — от агитаторов и актеров. Право на заблуждение — первое из прав человека и одновременно условие жизни на земле.