Ницше

То, что в Германии называется «глубоким», есть именно этот инстинкт нечистоплотности в отношении себя, о котором я и говорю: не хотят видеть ясно себя.

Создали ли немцы хотя одну книгу, в которой была бы глубина? У них нет даже понятия о том, что глубоко в книге.

Свое недоверие немецкому характеру я выразил уже двадцати шести лет (третье «Несвоевременное размышление») — немцы для меня невозможны. Когда я придумываю себе род человека, противоречащего всем моим инстинктам, из этого всегда выходит немец.

За исключением моих сношений с Рихардом Вагнером, я не переживал с немцами ни одного хорошего часа… Я не выношу этой расы, среди которой находишься всегда в дурном обществе… У немцев отсутствует всякое понятие о том, как они грубы, но это есть превосходная степень грубости — они не стыдятся даже быть только немцами… Напрасно я ищу хоть одного признака такта, деликатности в отношении меня. Евреи давали их мне, немцы — никогда.

Напыщенная глупость под личиной ума, тяжеловесность понятий — вот что до известной степени свойственно немцам и что за границей принимается за самую сущность немецкого характера.

…У немцев аффект всегда действует им же во вред; он у них всегда саморазрушителен, как у пьяницы. В Германии даже энтузиазм не имеет того значения, что в других странах, потому что здесь он бесплоден.

Немцы лишили Европу последнего великого урожая культуры — урожая Ренессанса.

Ренессанс — событие, лишенное смысла, великое Напрасно. Ах, эти немцы, во что они нам стали! Любое «Напрасно» — дело рук немцев… Реформация; Лейбниц; Кант и так называемая немецкая философия; «освободительные» войны; империя — каждый раз новая «напрасность» чего-то уже народившегося, а теперь безвозвратно утраченного… Признаюсь: они мои враги, эти немцы; презираю в них нечистоплотность понятий и ценностей, презираю их боязнь прямого и честного Да и Нет. За тысячу лет они все залапали и сваляли, чего ни касались.

Немецкие историки, пишет Ницше, только паяцы политики (или церкви), они лишены широкого взгляда. Немецкая историография носит имперский и антисемитский характер, немецкая культура ограничена, напыщена, убога, страдает национальным неврозом.

…Я испытываю желание, я чувствую это даже как обязанность: сказать наконец немцам, что у них уже лежит на совести. Все великие преступления против культуры за четыре столетия лежат у них на совести!.. И всегда по одной причине, из-за их глубокой трусости перед реальностью, которая есть также трусость перед истиной, из-за их, ставшей у них инстинктом, несправедливости, из-за их «идеализма»… Немцы лишили Европу жатвы, смысла последней великой эпохи, эпохи Возрождения…