Ницшеанские размышления. Очерки по философии маргинальности

Во фрейдизме сексуальность из знака превращается в означаемое, причем в означаемое универсального характера, являющееся ключом ко всем знакам. Сексуальность становится здесь «трансцендентальным означаемым». Р. Сафрански в своей интеллектуальной биографии Ницше высказывает предположение, что в школьные годы юный ученик Шульпфорты мог быть соблазнен или изнасилован неким бродячим поэтом Э. Ортлеппом. О сексуальности философа еще при его жизни ходили различные толки. Ницше рано потерял отца, воспитывался в окружении женщин, никогда не был женат – обстоятельства вполне достаточные, чтобы представлять философа в качестве гомосексуалиста или хронического онаниста (подобные предположения высказывал о Ницше Рихард Вагнер). Но Сафрански предупреждает о бесплодности всяких попыток сделать из этой сферы ключ к пониманию жизни и философии Ницше: «Однако при этом чудовищно-беспредельное жизни, к которому обращено мышление Ницше, будет редуцироваться к тайной истории его сексуальности. Ее пытаются сделать привилегированным местом события истины. Сексуальности придается статус личностной истины. Это, быть может, самая значительная выдумка об истине XX столетия, но возникла она еще в XIX столетии. Ницше страдал от грубости и скрытой агрессивности подобной воли к истине, которая делает заключение о личности, исходя из ее сексуальности. И хотя он тоже исследовал сферу инстинктов, он обнаруживал в ней бесконечное многообразие – в этом отношении он был политеистом и не признавал лишенного всякой фантазии монотеизма сексуальных детерминистов».[52]

Эрос должен быть преображен, высшее должно быть раскрыто в низшем, а низшее возведено к высшему. Такова основная интенция русской религиозной философии: «Сублимация есть возведение низшего к высшему».[53] Полемизируя с Фрейдом, Вышеславцев отмечает: «Сказать, что статуя есть только сублимированный мрамор; любовь и религия – только сублимированная сексуальность; наука, искусство, культура – только сублимированное хозяйство (марксизм) – значит повторить классическую ошибку. Именно не только! Настоящая сублимация есть творчество, т. е. создание совершенно новой, ранее не бывшей ступени бытия».[54]

Понимание эроса как личностного экстаза, выхода за пределы возможностей человека как тварного существа, творческой мощи единения и слияния представлено у современного философа и богослова X. Яннараса. Разврат и распутство представляют собой, согласно Яннарасу, проявление отчуждения эроса. Однако и в этом отчужденном эросе сохраняется его истинная, экстатическая природа: «Критерий причастности Благу, то есть жизни, – тяга к единению и дружбе. И эта тяга сохраняется во всяком страстном желании жизни, пусть даже самой дурной жизни. Она сохраняется именно потому, что вожделение всегда соотносительно и потому удерживает, в большей или меньшей степени, динамику личностного экстаза, выхода за пределы бытийной самодостаточности природы. Вожделение есть желание и жажда полноты, а следовательно – осознание неполноты, которая может быть восполнена только кем-то или чем-то «другим», внешним по отношению к индивидууму. Именно к этой, пусть недостижимой, полноте нас «влечет», толкает вожделение».[55] Такое понимание эроса ближе к философии жизни Ницше, нежели фрейдистские попытки абсолютизации сексуальной сферы.

Кризис европейской метафизики имеет своим последствием утрату этого направления творческой энергии на преображение Эроса. Уже у А. Шопенгауэра становится явным это соскальзывание метафизической проблематики к тому вульгарному натурализму, который впоследствии проявится с полной силой в психоанализе: «То, что вслед за актом служения роду, т. е. за оплодотворением, у каждого мгновенно наступает истощение и ослабление всех сил, а у большинства насекомых даже смерть, вследствие чего Парацельс сказал: «Seminis emissio est partis animae jactura» («Извержение семени есть утрата части жизни» (лат.)); то, что у человека утрата возможности оплодотворения свидетельствует о приближении смерти; то, что неумеренное пользование этой силой в любом возрасте сокращает жизнь, а воздержание, напротив, способствует росту сил, особенно мускульных, чем и пользовались греческие атлеты; что такое воздержание может продлить жизнь насекомого даже до следующей весны – все это указывает на то, что жизнь индивида, в сущности, только взята взаймы у рода и что жизненная сила – это как бы искусственно сдерживаемая сила рода».[56] Шопенгауэровская «Метафизика половой любви» сохраняет метафизику лишь на уровне формы. В содержательном плане от метафизики здесь уже практически ничего не остается, поскольку высшее редуцируется к низшему. Последнее и есть разврат, что было показано нами на предыдущих страницах.

1.2. Трансгрессивные феномены в романе Ф. М. Достоевского «Бесы»: семиотика разврата