Нью-Йоркская школа и культура ее времени

Опасность массового признания или, скорее, массового использования культурными картелями остро ощущалась многими авангардистами, которые всеми способами старались избежать ловушки. Вместе с тем они сознавали, что только «успех» в мифологическом американском смысле может гарантировать их существование в культуре. Когда разразилась война, многие из них оставили свои идеалистические мечты о влиянии на общество с помощью критики, содержащейся в живописи. Но остатки честолюбивых стремлений прервать молчание Америки по отношению к искусству, в частности к живописи и скульптуре, сохранились. Почти все члены Нью-Йоркской школы всю жизнь мучительно ощущали конфликт между успехом и своей ролью в обществе. Их амбивалентное – то враждебное, то покорное – отношение к силам, обеспечивающим признание в Америке, стало частью мифа Нью-Йоркской школы. Во многом они разделяли всеобщее поклонение успеху, словно сами выросли в США. Между тем даже Жак Маритен, которого так тепло приняли в Америке, что он стал ее главным французским защитником, считал стремление к успеху одной из типичных американских иллюзий:

Здесь считается общепринятым, что успех хорош сам по себе и потому, с этической точки зрения, к нему непременно нужно стремиться. В этом американском понимании успеха нет алчности или эгоизма. Скорее, как мне кажется, в этом заключено очень упрощенное представление о том, что «быть успешным» – значит пожинать плоды своих усилий и тем самым доказывать, что ты не потерпел неудачи ни в психологическом, ни в нравственном отношении⁹⁷.

Хотя Маритен мягко намекает на то, что со временем американская иллюзия изменится, на страницах той же книги он проницательно констатирует неблагоприятные условия, подстегивающие американцев в их стремлении к этой иллюзорной цели. По его словам, хотя американцы добры, восприимчивы, серьезны и стремятся к знаниям, они не воспринимают художников всерьез:

Во Франции художники – короли, все интересуются их делами, все прислушиваются к мнению крупных романистов или живописцев по поводу политики. В Америке же их мнение значит меньше, чем мнение известного бизнесмена. Мало того, в их адрес высказываются всякого рода подозрения, и к тому же отсутствует сплоченность зрителя и художника там, где она должна существовать, – в группе, превосходящей горстку понимающих знатоков, но более узкой, чем массовая публика. Такую группу можно было бы назвать просвещенной публикой.

Далее Маритен добавляет, что, разумеется, у массовой публики в Америке, как и в любой другой стране, вульгарные вкусы, но и просвещенная публика, которая, казалось бы, должна быть более чуткой, «интересуется внутренними творческими усилиями живописца или писателя не более, чем стараниями повара, который готовит для нее в ресторане».

Для американской молодежи, мечтающей о карьере в искусстве, успех, по наблюдению Маритена, был столь же необходимой целью, как и для тех молодых людей, которые готовились к карьере в бизнесе. А стремление к успеху естественно сопровождается уверенностью в том, что его могут добиться только те, кто способен к состязанию. Ленни Брюс, сатирик и комик, выросший во время Депрессии, а в войну служивший во флоте, с горечью писал о своих юношеских устремлениях, вспоминая их во время боя на палубе военного корабля: