Нюансеры

— В июле девушку задушили. В точности на этом месте.

— Ага, ситцевым платком.

— Так и не нашли…

— Девушку?

— Убийцу! Искали, а он как в воду канул…

Вязать злодея не пришлось. Он стоял на коленях, схватившись руками за голову, и опасно раскачивался деревом, подрубленным под корень. Сорвал пальто — драное на боку, грязное до умопомрачения. Скомкал, швырнул в пространство, словно отгонял чертей, готовых утащить его в ад. Содрал и повязку с лица, открыв взорам любопытных щёку, изодранную в клочья, всю в багровых ссадинах. Казалось, вот-вот несчастный псих упадёт лицом вперёд, дёрнется в агонии, расплёскивая грязь, и замрёт, остынет, покинет земную юдоль.

— Это я не вас, — бормотал он, обращаясь то к гувернантке, то к насмерть перепуганной девочке. — Не вас я хотел!.. разве бы я осмелился? Разве поднял бы руку?! Нет, это я не вас…

— Это инженер! — разорялся какой-то эксперт. — Межевой инженер!

— Инженер?

— Помните, летом? Приставал к женщинам и детям. Был одет в униформу…

— Помню!

— Газеты писали: «…своего рода Джек-Потрошитель»…

— Убивал? Повесили?!

— Нет, в убийствах не замечен.

— Больной он был. Выслали его…

— …чтобы людей не пугал…

— Вернулся, мерзавец!

— …не вас хотел! Бес попутал…

— Бес его попутал!

— Слышали? Ещё и оправдывается, каналья!

Инженер, не инженер, Джек-Потрошитель или случайный психопат — злодея вздёрнули на ноги, удержали, когда он попытался снова упасть на колени. Мужчина в цивильном задавал ему вопросы, злодей не слышал, плакал, бил себя кулаком в грудь. Что-то объяснял про какую-то Оленьку, твердил, что он никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах. Голос больного дрожал, срывался, понять, что он говорит, не сумел бы и самый дотошный слушатель.

Мужчина морщился, отмахивался, наконец велел замолчать.

Подошёл к Алексееву:

— Господин Алексеев?

— Да. Мы знакомы?

— Односторонне. Я служил в Рязани, вы играли в полковом клубе. Пьеса «Счастливец», уж не помню, чья…

— Немировича.

— Вот-вот! Превосходная комедия, я в жизни столько не смеялся!

Он сделал широкий жест. При желании жест можно было истолковать как приглашение посмеяться и над той комедией, что разыгрывалась сейчас в Университетском саду. Такие жесты любил Сумбатов-Южин, выходец из грузинского княжеского рода, хорошо известный Алексееву — и на сцене, и в жизни, поскольку с успехом совмещал актёрскую карьеру с многими должностями директора и председателя.

— Позвольте представиться: полицейский надзиратель Рыжков, Фёдор Лукич. Это я вам записку оставил…

— Алексеев, Константин Сергеевич. Ну да вы знаете…

— Знаю, и рад этому. Кстати, словесное описание! Скажите, пожалуйста, — Рыжков указал на кающегося злодея, — не сей ли мошенник стрелял в вас? Вы понимаете, о чём я? Если он, мы одним выстрелом убьём двух зайцев…

— Нет, — твёрдо ответил Алексеев. — Не он.

— Вы уверены?

— Да.

— И всё же осмелюсь настаивать…

Рыжков начал подмигивать Алексееву. Делал он это со значением, но крайне неумело. Казалось, надзирателя бьёт нервный тик.

— Присмотритесь, пожалуйста! Если наш милый друг психически болен — всё, можно умывать руки. Закон не позволит нам посадить его в тюрьму. Дело кончится чёрт знает чем, только время зря потеряем. Но если он не далее, как вчера, покушался на вашу жизнь… Это иной коленкор, знаете ли!

— Нет, — повторил Алексеев. — Это совсем другой человек, ничего общего.

— Жаль. Искренне жаль. А если…

— Я могу идти?

— Разумеется. И загляните в управление, опишите стрелка.

— Я его не запомнил. Во дворе было темно.

х х х

Вернувшись на квартиру, Алексеев сбросил в прихожей пальто — прямо на пол, не трудясь поднимать. Расспросы Неонилы Прокофьевны оставили его равнодушным. Сказавшись усталым, он посетовал на головную боль, прошел в кабинет и как был, не раздеваясь, рухнул на кушетку.

«Завтра, — поклялся он. — Завтра уезжаю из города».

«Хватит с меня».

«Хватит, — молча согласилась старуха, сидевшая в кресле за столом. — Говоришь, игрывал Отелло? Хватит, благодетель, и спасибо тебе. Мавр сделал своё дело, мавр может удалиться».

ЭПИЛОГ

«Я буду в час в Славянском базаре — не увидимся ли?»[77]

.

Явление первое ТРИ КОНЯ

— Спи, — велела Заикина. — Спи-отдыхай, дело сделано.

Отвернувшись от спящего Алексеева, она долго смотрела на себя — ту, которая напротив, на портрете. Казалось, женщины о чём-то беседуют, а о чём, то другим знать не следует. Когда разговор закончился, Елизавета Петровна снова взглянула на Алексеева.

Улыбнулась.

Алексеев спал, как младенец. Только что пальца в рот не совал.

Вокруг них, покойной старухи и живого мужчины в расцвете лет, менялся кабинет. Разбежались слоники, приоткрылись шторы, саквояж удрал под стол. Нюансы выстраивались в комбинацию для гадания. Будущее сквозило в мелочах.

Бог? Дьявол?!