Нюрнберг

На мгновение Волгину показалось, что прекрасные глаза Греты предательски заблестели. В тот же момент она встряхнула своими чудесными белокурыми волосами, пронизанными светом прожекторов, и отвернулась.

22. Русский художник

Два часа спустя в пресс-баре, который был устроен в одном из помещений Дворца правосудия специально для того, чтобы пишущей братии, съехавшейся со всех концов света, было где пообщаться, почесать языками и поделиться последними новостями, включая сплетни, все обсуждали неожиданный отъезд Греты из Нюрнберга.

Волгин оказался в пресс-баре случайно: накануне Зайцев нахваливал один из здешних коктейлей, и капитан, ощутивший под конец рабочего дня опустошенность и усталость, решил заглянуть на огонек. Так вот, оказавшись в этом заведении, Волгин ждал, когда в дискуссию вступит Нэнси.

Однако рыжеволосая красотка, восседавшая за шумным столом вместе с остальными, не торопилась делиться информацией по поводу визита Греты. Она задумчиво накручивала на палец непослушный локон и молчала.

Когда же один из коллег, веснушчатый и круглолицый ирландец, попытался пошутить над ней, чтобы вызвать на откровенность: мол, не может быть, чтобы Нэнси не была в курсе происходящего, а если она не в курсе, куда пропал ее хваленый профессионализм, и вообще непонятно, а Нэнси ли сидит перед нами, – девушка лишь подняла на него непроницаемый взгляд и усмехнулась.

Фотограф Тэд сидел рядом и ревниво наблюдал за тем, как Нэнси то и дело скользила взглядом по Волгину, расположившемуся неподалеку и задумчиво покачивающему в руке бокал с напитком.

– Нэнси, не жмись! – прокричал смешливый, тощий, похожий на кузнечика парень в круглых очках. – Ты наверняка что-то знаешь!

– Рассказывай, рассказывай!.. – загалдели остальные.

– Отстаньте.

– Ребята, она что-то утаивает от нас, – весело предположил ирландец. – Кто не делится с коллегами, тому бойкот!

– А знаете, что я слышала? – вдруг заговорщицки произнесла Нэнси. – Это совершенно секретная информация.

– Давай, давай!

– Когда наша авиация бомбила Нюрнберг, один крупный чиновник позвонил другому крупному чиновнику. Военному. И тот изменил курс парочке самолетов…

Журналистская братия сгрудилась вокруг Нэнси, предвкушая сенсацию. Лица горели от возбуждения.

Волгин тоже невольно прислушался.

Нэнси продолжала:

– Боевое задание осталось прежним: бомбить. Но самолеты теперь должны были чуть обогнуть город и сбросить бомбы на одну здешнюю фабрику… И что вы думаете? Самолет действительно полностью разбомбил производство, все цеха, все здания, и теперь тот самый крупный чиновник является монополистом в своем деле. На нью-йоркской бирже его акции продаются втридорога, и это только начало! Вот как делается бизнес в нашей прекрасной стране.

– Ура, коррупционный скандал! – возликовал ирландец. – И кто же эти люди? Кто попросил и кто отдал приказ? Имена?

Нэнси приняла неприступный вид.

– Я и так разболтала слишком много, – заявила она, мельком бросив хитрый взгляд на Волгина. – Остальное узнавайте сами. Взрослые мальчики уже.

Пригубив коктейль небольшим глотком, Волгин поставил стакан и поднялся. Он не мог не оценить изобретательность девушки, столь элегантно переведшей разговор с Греты на скандальную историю в американском военном ведомстве, историю, детали которой Нэнси так умело скрыла.

Он шел по улице и размышлял о том, что люди все-таки совершенно не представляют себе истинных причин, по которым случается война. И истинных целей войны не понимают.

Пропаганда вещает про высокие идеалы, национальную стойкость, про защиту наследства отцов и дедов от иноземных варваров. Создаются мифы и легенды, возводятся памятники.

А на самом-то деле все очень просто. У войны есть три причины, только три: амбиции, власть и деньги. Только ради этого миллионы людей посылаются в кровавую мясорубку, под нож идут миллионы судеб. И на фоне этого несколько человек занимаются перетягиванием каната. И тот, кто окажется хитрее и изворотливее остальных, кто окажется наглее и беспринципнее, тот и ощущает себя наместником Бога на земле, купается в признании толпы и возводит себе при жизни мавзолеи. Впрочем, и это тоже заканчивается.

Гитлер обожал, когда при его появлении толпа застывала в экстатическом напряжении и взбрасывала руки: «Хайль!» А где он сейчас? Так, наверное, и лежит, обугленный, в яме, в бурой жиже…

– Игорь! – услыхал Волгин. Из-за потертой афишной тумбы возникла тоненькая девичья фигурка, при виде которой у него сладко защемило сердце. – Игорь, какое счастье, что я вас нашла!.. Я уже не чаяла разыскать вас!

– Что случилось? – спросил Волгин и в этот же самый момент поймал себя на мысли, что хочет услышать простые слова: «Я соскучилась».

Но Лена произнесла совсем другое:

– Я нашла одного человека. Вы сказали, надо попытаться найти охранника из лагеря, да?

– Это было бы здорово, – обрадовался Волгин.

– Этот человек не охранник. Но он может что-то знать.

* * *

Они долго ехали на трамвае и наконец сошли на заброшенной остановке. Вокруг высились неказистые, обшарпанные строения.