Нюрнберг

В конце концов в дальнем конце рынка она обнаружила того, кого искала: это был старьевщик – низенький лысый старичок со сморщенным, будто сухофрукт, личиком. Фрау уже несколько раз сбывала ему мелкие побрякушки, оставшиеся в наследство от матери. Скупщик платил мало, но какой у нее был выбор?..

Фрау протянула ему тускло блеснувшую золотом сережку. Старичок придирчиво рассмотрел товар, затем послюнявил пальцы и отсчитал несколько купюр. Фрау наблюдала и злилась на себя, потому что понимала: это сущие копейки, ее сокровище стоит куда дороже, но спорить она все равно не будет, не сможет – нет сил. Торговаться со старьевщиком на рынке – может ли быть что-то унизительнее для почтенной немецкой дамы?

Получив деньги, Фрау вернулась к чану с сосисками и купила сразу две, их завернули ей в обрывок газеты. Фрау встала в сторонку и принялась есть; она старалась поглощать еду медленно, с равнодушно-рассеянным видом, чтобы никто из окружающих не понял, насколько она голодна.

В детстве мама, обстоятельная и педантичная женщина с пухлыми щеками и светлыми кудряшками на висках, казавшаяся пожилой, хотя на самом деле ей было едва за тридцать, учила:

– Настоящая фрау должна уметь держать себя в руках. Как бы ты ни хотела есть, ты должна оставаться спокойной и вести себя прилично. Откусывай еду маленькими кусочками, тщательно пережевывай, не рассыпай крошки и не давись, как эта толстая Марта из соседнего двора. Ты же не хочешь быть похожей на Марту?

Немного насытившись, Фрау вновь пошла вдоль торговых рядов. Теперь она уже не отводила глаз от продуктов, а тщательно выбирала самое подходящее, не забывая подробно расспросить о цене. Сумка ее стремительно наполнялась, худая пачка банкнот таяла на глазах, но Фрау теперь знала, что в течение целого месяца она не будет испытывать нужды. А может, и дольше. И от этого настроение ее улучшалось.

У щита с объявлениями толпились люди. Фрау прошла было мимо, однако внимание ее привлек листок, приклеенный ко лбу каменного грифона.

«ИЩУ БРАТА» – гласил текст на немецком и русском.

Не было сомнений: этот упрямый офицер, которого ей навязали оккупационные власти и который занимает в ее квартире целых две комнаты, вернулся и написал взамен сорванного новое объявление.

Фрау ощутила прилив веселого безрассудства; возможно, на нее подействовали так вовремя съеденные сосиски. И если в прошлый раз, когда она сорвала такое же объявление, она была сердита, даже зла, то теперь у нее было отличное настроение, ей просто захотелось похулиганить.

«Пусть клеит объявления в своей России, а не здесь!» – решила Фрау и с треском сорвала листок со лба грифона, смяла и швырнула себе под ноги.

Бережно прижимая к груди сумку, из которой выглядывали банки с тушенкой, обернутые в промасленную бумагу свертки и поджаристый бок хлебной буханки, Фрау шла среди пустынных руин. Морозец сковал землю легким ледком, было скользко. Сверху опускался пушистый снег.

Временами Фрау приостанавливалась и носком старенькой туфли разгребала снежный сугроб неправильной формы. Обнаружив под снегом разбитую деревяшку или обломок стула – прекрасное топливо, – она отряхивала находку от грязи и совала под мышку.

Фрау так была увлечена своим занятием, что не видела возникшую невдалеке тощую юркую фигуру. Фрау шла, улыбаясь своим мыслям, и в голове ее вертелся легкомысленный мотивчик веселой песенки; он был давно, еще в конце 1930-х, позабыт, а теперь вот вернулся из ниоткуда. «Память – причудливая субстанция», – думала Фрау.

Юркая фигура тем временем подбиралась все ближе, стараясь оставаться незамеченной. Это был Удо, подросток из лагеря военнопленных. Скрипнул камешек под его ногой.

Фрау обернулась и уставилась на Удо. Тот стремительно опустился на корточки, пряча лицо в воротник, и стал делать вид, что завязывает шнурок на ботинке.

Фрау растерянно закружилась на месте. Где-то вдалеке, за руинами, шумя мотором, проехала невидимая машина. И все стихло. Бедная женщина поняла, что оказалась совсем одна в этом безлюдном квартале, наедине с незнакомцем, который явно преследовал ее. Фрау увидела, как он наматывает шарф на лицо, закрываясь до самых глаз.

Она побежала по узенькой дорожке, роняя на ходу с трудом добытые деревяшки для печки. Сумка – вот где было главное сокровище, которое необходимо сберечь любой ценой. Фрау прижимала ее к груди и чувствовала, как бешено колотится сердце.

За спиной она слышала торопливые шаги и боялась обернуться. Шаги приближались. Их звук смешивался с хриплым дыханием Фрау, и ей казалось, что преследователь вот-вот обрушится и подомнет ее под себя. Не в силах больше терпеть эту муку, Фрау резко развернулась, готовая отразить нападение лицом к лицу.

Никого не было. Фрау стояла на дорожке одна среди руин, укутанных снегом, будто саваном. Одна. В пустоте.

Вдруг справа раздался шорох, цепкие руки схватились за сумку и потянули к себе.

– Помогите! – что было мочи, завопила Фрау. – Пожалуйста, помогите!

Но никто не отозвался на этот отчаянный крик. Руины хранили холодное молчание. Где-то в вышине кружили птицы.