Низвержение

И вот проситель под сердобольные провожания и вздохи уже стоит на пороге, затертая шапка в руках, в перхоти, в кармане кожанки вымученная в долгих завываниях записка с телефонным номером, адресом, в голове наброски мыслей, маршрутов, первых сожалений. «Забот только прибавилось» – только и бормочет себе он под нос.

Случайные звонки по верхушкам высоток, по всему городу. На другом конце провода:

– Добрый день, чем я могу вам помочь?

Проситель в смущении, не зная, как точно назвать место, до которого хочет дозвониться, спрашивает:

– Это бюро? – неуверенным голосом.

– Простите?

Спонтанные мысли бросить трубку, предварительно наорав в нее, мучают уже побледневшего от неловкости просителя, однако тот из последних сил выдавливает из себя потухшим голосом:

– Мне нужно узнать… Я хотел бы узнать, это Бюро? То есть, я попал в Бюро? Как…

– Представьтесь.

– Эм… Мориц Бо…

В трубке непрекращающиеся гудки. Сбросили. Проситель сконфужен, а сам бездумно грызет наживку, не подозревая, что на другом конце удочки уже созвали консилиум, который выжидательно наблюдает за поведением жертвы.

Дома его ждет история:

– Ма, я не могу работу найти, – говорит он, раздеваясь в прихожке, затем вешает шапку на крючок рядом с отцовской запыленной кепкой, безучастно провисевшей так на крючке на протяжении уже нескольких лет.

Разувается и проходит в задымленную от готовки кухню. Пожилая мать возится со сковородкой, размахивая полотенцем в сторону открытой форточки, приговаривая: «Тьфу ты, вот ведь надымила!» Встречает сына, приобняв его одной рукой, а другой продолжает разгонять дым. На кухне не повернуться.

– Сына, чего стряслось? – говорит обеспокоенно в окно.

– Да я только от Паншиных, на Трубецкой, у них какое-то горе, битый час пытались тёть Таню успокоить, а она два слова скажет про бюро и сразу в слезы. Говорит, у нее там муж погорел или еще кто. Ничего не понимаю, да и что разберешь там, когда она чуть что – сразу в слезы. Кхм… А я никуда дозвониться не могу, да и с делом своим придумать ничего тоже не могу, понимаешь, ма?

Материнские глаза озабоченно рыскают по кухне, будто в столь небольшой комнатке, где и развернуться негде, спрятано решение всех сыновьих проблем, только на полке посмотри. Мать забывается, озадаченная новостями, не замечает, как сковородка на плите снова задымилась. На кухне шум и возгласы: «Тьфу ты! Опять забыла про сковородку, да господи!»

– Ма, это, случайно, не там, где папа погорел? – бубнит под нос, сам весь красный. Должно быть стыдно.

– Да там, там… Только давно это было. Надеялась, что ты узнаешь об этом как можно позже, да видишь… Вырос!

– А брат где?

Мать смотрит на сына тем страдальческим взглядом, требующим понимания и всепонимания, на что сын еще больше распаляется, но не может сказать ни слова.

Вскоре проблема сына разрастается и приобретает всеобщий, семейный характер, когда члены небольшой семьи не могут глаз сомкнуть перед сном, хоть раз при этом не подумав про Бюро. «Был бы Боря сейчас…» – причитает поздней ночью на коленях мать, убедившись, что дверь плотно заперта, а сын погасил свет. «Да что это за Бюро такое, про которое все знают и одновременно ничего не знают?» – в беспокойстве мыслится сыну, и каждый раз, когда в голову закрадывается этот каверзный со всех сторон вопрос, он ворочается с боку на бок, никак не найдя удобное положение: «Может, набрать кому? Да кому тут наберешь, когда ты тут двух слов в трубку связать не можешь… Идиот! Да и что за Бюро такое?» А сон все не идет. «Утром снова в город, возможно, навестить знакомых, позадавать вопросы… Кто-то ведь должен по итогу знать про это заведение, не одному мне оно ведь надо?» – вспыхивает в его голове с некоторой надеждой, если не сказать успокоением. «А если мне одному?» – возникает тут же с мучительным сожалением. Беспокойство разыгрывается не на шутку, тут уже не до сна. «Да и ведь делать что-то надо! Но когда? Но не сейчас же. Да нет ведь, там же ночь за окном, вон уже, к часу время клонится. Что делать-то? Что делать…» – с такими мыслями он поднимается с постели, начинает шаркать в тапочках по небольшой комнатке, но только тихо, чтобы не нарушить чуткий сон матери. Роется в столе по раздвижным ящикам, то в один заглянет, то в другой – ничего не видно! Боится включить свет. Но чего еще бояться просителю, когда перед ним одна дорога – в Бюро! Тут уже не помогают никакие доводы разума: ни боязнь разбудить мать посреди ночи, ни то, что люди уже давно спят, звонить уже куда-то поздно – все это меркнет на фоне Бюро! Бюро Бюро Бюро… «Кот уж точно не спит! Да он и сам говорил, что бессонницей мучается, сейчас точно не спит. Вот наберу, проверю!»

Телефонные звонки в начале первого:

– Кот, мне нужна помощь.

В трубке молчание некоторое время, затем слышны позевывания, а затем голос.

– Кто это? – осипшим тенором.

– Мориц.

Опять тишина. В комнате тихо, слышен только размеренный храп за стенкой.

– Какой Мориц?

– Мориц П.Б.

И снова тихо.

– С тобой небезопасно говорить, нас слушают, зачем звонишь?

– Слушают? Брось… Кто?!