Низвержение

Я потерял Арвиля из виду сразу же, как только мы высадились на конечной. Вполне возможно было ожидать, что он достучался до небес еще до того, как моя нога коснулась первых ступеней чистилища. С одной стороны, мне некуда было торопиться: даже если бы я остался ночевать возле Бюро, как это делали самые настойчивые или же отчаянные, то это вряд ли приблизило бы меня к заветной двери – дело исключительно случая. За две неполные недели, что я простоял в очереди, мне начинали видеться задатки злого умысла во всем институте очереди, как будто ступени, ведущие в Бюро, внезапно оживали, придя в движение, и цель каждого стоявшего на них заключалась в бесконечном движении вперед без надежды добраться до самого конца. Закрадывались парадоксальные мысли, что как только очередной посетитель достигает конечной двери, смысл его посещения тут же исчезает.

Сколько ни подбирай слова, давясь помутнениями разума, а описать Бюро способен лишь тот, кто сам побывал в нем и подобных ему заведениях, разбросанных по всему миру, где глаза – сгоревшие спички – единственно живые или когда-либо живые рассказчики всего человекопечатного безумия, что творится в Бюро, выраженного в одной лишь подписи того, что ты еще существуешь в напечатанном Космосе.

Так что это за Бюро такое и как к нему подступиться? Как подступиться к тому, чего, в принципе, не существует, да и не может существовать в столь безумном мире, хотя должно бы? Ведь проявления этого Бюро дают о себе знать на каждом углу, по каждому делу, будь то в быту, в семье, на работе, да хоть в постели любовников – нет-нет да проскользнет крайняя мысль, едва уловимая, скоротечная, за которую можно зацепиться и в итоге прийти к тому, что и тут замешано Бюро. И как быть?

Одно слово и тысячи его оттенков – коридорные. Трудно уловить момент, когда человек нетравмированный в лучшем случае решается примерить маску коридорного, а в худшем – этот выбор делается за него. Отторжение трамваями, трамвайными толпами, восьмичасовыми сменами в очереди и холодным ужином под поздний вечер превращают человека здорового в заурядного коридорного, хоть в этом крещении нет ничего постыдного. Когда глаза теряют свой природный цвет и приобретают оттенок желтоватой мочи, когда количество тел в коридоре измеряется в часах, а сами люди в очереди тасуются, как карты в руках шулера, человек разумный опускается до человека коридорного. Коридорные – отдельный вид искусства искусственной природы и концентрата бумажной смеси. Каждый второй в Аште рождается коридорным, а их дети пассивно зачинаются за стойкой регистрации. Материнские утробы пусты – коридоры порождают подобное. Корофобия – боязнь полых паутин в N-этажных зданиях. Коридорный не признает себя таковым, пока не прождет до весны своего свидетельства рождения. Десять заповедей – правила солидарности в очереди, где два человека пытаются договориться, кто из них будет вытирать слезы другому. Коридорный цвет – дряблые обои, купленные под Новый год. Чем больше коридорный стаж, тем выгоднее привилегии земляных червей, выползших в предчувствии дождя и плоти.

Раннее утро. Очереди тянулись еще с улицы. Столпившиеся вежливо пропускали друг друга у парадного входа, еще не подозревая о том, как сильно будут грызться за место часами позже. Почти стершаяся табличка у входа с режимом работы Бюро и надписью: «Мы для вас – вы для нас…» давно не смущала притупившиеся взгляды. Бюро начинало работать ближе к одиннадцати, а на висевших над входом часах надломанные стрелки едва отбивали девять. С регистрационной доносились крики: толпу пытались разогнать, в ответ шло потоковое вы-не-имеете-права, людей то задувало в Бюро, как бумагу, то, наоборот, они в ужасе выбегали, жалуясь на духоту и грубость персонала. В воздухе витала атмосфера, будто новый день так и вовсе не наступал.

Для кого-то Бюро было вторым домом, новым смыслом жизни. Новый день – новая возможность, новый повод отправиться в Бюро. Не играет никакой роли, что Бюро выполняет строго специфическую функцию – переработка и переклассификация бесполезных и никому не нужных тел. Если бы не эта крайняя возможность выбраться из дома, Бюро ежедневно регистрировало бы повышенную смертность от скуки и тоски.