Низвержение

– Ума не могу приложить, чем вы могли приглянуться господину Ахматову. Я два года как на стажировке в Бюро, и за все время, что я тут работаю, если это можно так назвать, могу с уверенностью сказать, что господин Ахматов весьма привередлив в выборе посетителей. Зачастую это должностные лица, знаете, в костюмах таких, все в полоску, все важничают… Вон, недавно, например, к нему пожаловал господин Остролобов, так вы думаете, его приняли? Куда уж там! Битый час бедняга просидел сиднем в коридоре, весь побагровел от злости – еще бы! – но даже несмотря на его положение, его так и не приняли! Видать, даже у людей такого пошиба имеются свои… свои… капризы, что ли? Кхм. Вы меня сердечно извините, что я вас сравниваю или еще что… – откровенничала со мной молодая сотрудница Бюро, пока мы шли по коридору. Ее влажные нефильтрованные губы отпускали первое, что приходило в голову, и так дрожали от волнения, будто случилось что-то доселе неслыханное и непоправимое для заведения таких масштабов, чьей собственностью и являлось столь невинное создание. Агнец мостил своим телом дорогу в ад, в своей невинности не подозревая, куда эта дорога ведет и чего она другим стоит.

– Итак, давайте я вас запишу, пройдемте со мной за стойку.

– С каких пор… Кхм. С каких пор к Ахматову стали обращаться «господин»? – спросил я, опустившись недоверчиво до шепота, несмотря на то, что череда дверей осталась далеко позади.

Девушка вне себя зашикала и приказала знаком замолчать, боясь первые несколько секунд после моего вопроса издавать вообще какие-либо звуки, поэтому вместо ожидаемого шипения на меня свалилась оглушительная тишина, рожденная ротообразным крестом ее губ.

– И вам не стыдно? Скажите мне, вам не стыдно? – упрекающим шепотом мне по голове.

Молодое позднеосеннее тело накрыло меня своей не вызывавшей сомнения законченностью, прижимаясь ко мне, переплетаясь со мной, пытаясь заглушить и впитать меня, когда последние отголоски эха Ахматова растащили по частям коридорные дети. Крестовидные губы силились дотянуться намного дальше моих ушей – они тянулись почти вплотную к стенкам, чтобы похоронить в словах еще не рожденное. Она намертво обвивала мою шею невысказанными упреками, чересчур далекими от реальности за пределами Бюро.

– Как вы можете такое спрашивать, я не думала, что вы так бессердечны! Вы уйдете, но мне-то дальше здесь работать, мне-то дальше…

…молиться ушам, чтобы на следующий день они не растрезвонили на все Бюро порочащие репутацию слухи, если не сказать точнее – бюропротивные сплетни.

– Я расскажу вам по секрету, но если Начальство узнает… Только обещайте мне…

– Обещаю, – растворилось в ее глотке.

Наш негласный союз оформили по всем протоколам и невидимым подпунктам, напечатанным мелким шрифтом и скрытым в низу листа, куда не опускается взгляд человека до тех пор, пока роковая подпись не даст о себе знать.