«– …и стали почти что взаимозаменяемыми терминами, братьями-близнецами, когда речь заходит о бытности современного человека и способах его самовыражения… Более того, зачастую эти термины используются как некоего рода оправдание нынешнему состоянию искусства, его “упадническому” настроению… и не самым доступным для понимания аспектам… Однако вопреки всеобщему мнению, искусству никогда не требовалось оправдание. “Из пошлого в естественное”
– так сказали бы противники устоев, не понимая или намеренно закрывая глаза на основной принцип движущей силы искусства – из чувства в мысль. Да, именно, из чувства в мысль – именно с таким подходом вы должны брать в руки книгу, оценивать новые витки в искусстве или… Слушать голос из экрана… Натыкаясь на очередное проявление виденья, идущего вразрез с общественными устоями, но являющегося прямым отражением этих устоев, мы клеймим и фабрикуем его, чтобы защитить себя и в особенности своих близких от новооткрытого “дурного” влияния… Никто не спасен от этого… Наша молодежь потеряна не только для нас, но и для самой себя… – Итак, давайте поговорим о системе современных ценностей. – Небольшая поправка: вы, вероятнее всего, хотели сказать об отсутствии ценностей как таковых. Потому что кроме культа потребления я не вижу… – Стоп, это никуда не годится, останови запись. Позовите с регистрационной, пусть принесут воды. Благодарю. Итак, господин Портной, в следующий раз, когда я задам вам вопрос, отвечайте то, что вам предписали говорить. У вас на листке приготовлена речь для выступления, не нужно импровизировать или делиться своим мнением, просто читайте по листку. От вас большего никто не требует. Мы запишем это интервью, все лишнее оставим за кадром, пропустим через наши институты, они оценят проделанную работу и пропустят на экран – именно в такой последовательности. Возможно, потребуется пересъемка. Так вот, пробуем еще раз… Давайте вернемся к вопросу…»– Кот, сколько можно уже его слушать, может, выключишь уже?
– А что? Что ты вечно бросаешься на меня?! Я ничего не делаю.
– В этом вся беда.
Был уже поздний вечер. На улице заметно потемнело, но пасмурная погода не давала окончательно водвориться ночи. Мы все еще сидели в салоне, разбросанные хаотично по комнате, все еще намертво залипали и закипали в атмосфере чернил, отфильтрованной речи из динамиков и случайных мыслей. Способность трезво мыслить осталась далеко за пределами салона, может быть, там, за окном, где мыслить, в принципе, и требовалось – достаточно только повторять и повторяться за другими.