Нобель. Литература

Поэтому отношение ее к Советскому Союзу мне представляется несколько плоским. Советский Союз был интереснее, чем сейчас, сложнее, разнообразнее и, главное, перспективнее, чем сейчас, потому что у Советского Союза могли быть разные могильщики, а у нынешней эпохи могильщиками будут только те, кто воспитан ею, а это люди хуже, чем она. У них нет и тех минимальных моральных ограничений, которые были у хищников в девяностые. У тех были хотя бы понятия. Поэтому «Время секонд хэнд» — книга растерянности. Но от журналиста никто не требует концепции, журналист честно сделал свою работу, он расспросил, он представил картину. И Светлана Алексиевич дала нам тот материал, на котором мы когда-то в будущем… мы или не мы, наши дети построят великую прозу.

Проблема в том, что Нобелевская премия продемонстрировала, на мой взгляд, очень точное решение расширения границ. Как Боб Дилан расширяет границы жанра — дали Нобеля за песни, так и Алексиевич расширяет границы жанра. Она действительно пишет литературу на грани журналистского расследования, и из всего, что появлялось в этом жанре за последние двадцать лет, ее книги самые шокирующие. Они прислушиваются к самым больным звукам и точкам времени. И ее премия — она заслужена уже хотя бы тем, что она тридцать лет выслушивает очень страшные исповеди, прикасается к кровавым и гнойным язвам, и за одно это человек, я думаю, заслуживает внимания и уважения, потому что, кроме нее, эту работу не сделал никто.

Война — главная скрепа. Обратите внимание, какие трудности были у Константина Симонова, писателя вообще-то государственного и государственно опекаемого, у писателя, который взялся за документальную серию «Солдатские мемуары». С каким трудом выходила эта картина! Ему не давали записывать Жукова, ему не давали записывать многих солдат. Они ведь рассказывали совсем не то, что писали в учебниках.

И попытки сбора документальных свидетельств о войне, обратите внимание, всегда сталкивались с потрясающе мощным сопротивлением начальства. Мало того, что сейчас архивы закрыты до сорокового года, сто лет прошло…

Любые попытки записи документальных свидетельств о войне всегда натыкались здесь на сильнейшие противодействия. Алексиевич, да, говорит ту правду, которую не надо. Надо говорить о чем? Надо писать роман Михаила Бубеннова «Белая береза», где солдаты в окопах говорят о том, как они рады умереть за Родину.

Я думаю, в условиях такого милитаризованного сознания, когда главной задачей является подготовка, воспитание и тренировка нового пушечного мяса, правда эта не нужна прежде всего власти — потому что власти нужен стокгольмский синдром, чтобы ее любили внутри осажденной крепости. У нас кругом враги, выступление против власти приравнивается к предательству.

А если человек не хочет воевать… По этой скрепе пытался ведь и Окуджава ударить: «Получше их бей, а не то прослывешь пацифистом». Самый страшный ярлык — это пацифизм. И Окуджаву сколько ругали за пацифизм в «Будь здоров, школяр». Мы не можем себе позволить пацифизма, мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути. Мы все время (хотя эти слова сказал один из главных пацифистов советского искусства Михаил Аркадьевич Светлов) живем в условиях постоянной готовности к войне, мы не можем ни на секунду расслабиться, враг у нас скоро интернет отрубит, наша цель — пасть на поле боя, нет более высокой должности и более высокой мечты.

К сожалению, этому образованию, этой проповеди, этому воспитанию мы пока ничего не можем противопоставить. Милитаризм остается, наверно, той второй духовной скрепой, помимо страха перед тюрьмой, на которой это общество держится. Если верить книге Алексиевич, то главной целью человека является все-таки жизнь, здоровье, любовь, то тогда бессмысленно существование империи, понимаете? Она может существовать только в состоянии войны. И в этом смысле Алексиевич, конечно, делает великое дело, хотя, как мне кажется, пришло уже время более последовательного и более радикального разоблачения этой патриотически-милитаристской идеологии. Надеюсь, что со временем это все-таки произойдет.

Такая правда опасна, она разлагает боевой дух. Можно ли говорить, что Нобелевский комитет наградил ее за эту самую неудобную правду? У нас ведь, понимаете, как считается? Что Европа, и прежде всего Нобелевский комитет, нас не любят, они же антисоветчики, они же один-единственный раз дали правильную премию — Шолохову. Это называют самым спорным случаем в истории Нобеля. Оказывается, что и Пастернак, и Солженицын, и Бродский (ну, Бродского сейчас частично реабилитировали за стихи «На независимость Украины») — они же все отщепенцы, антисоветчики, а Бунин вообще эмигрант. Они все получали Нобелевскую премию за то, что предали Родину.