Нобелевская премия

Ганс-Улоф поднял трубку, но тут же снова положил её. Не отсюда. Он не знал, прослушивают ли его. Вероятнее всего, да. Он бы на их месте прослушивал.

Поэтому он встал, надел пальто и ботинки, взял ключ от машины и вышел из дома. Проехал немного по пустынным улицам жилого района, пока не убедился, что за ним нет хвоста. Потом остановился у телефонной будки на пригорке, так что оттуда просматривалась вся местность.

Он изучил все шесть номеров, что теснились на визитной карточке: телефон редакции, факс редакции, мобильный номер, затем номер с кодом Мальме и наконец домашний телефон и факс. Ганс-Улоф выбрал домашний номер, и выбор оказался верным, поскольку Бенгт Нильсон тут же ответил, будто ждал у аппарата.

— Андерсон, — сказал Ганс-Улоф. — Вы меня помните? Журналист что-то промычал.

— Профессор Андерсон? Разумеется, я вас помню. Чему обязан честью в такой поздний час?

— Я хочу вам кое-что рассказать.

— Не по телефону, я предполагаю?

— Нет. Не по телефону.

— Хорошо. Дайте мне подумать. — На это журналисту понадобилось не так много времени. — Вы знаете «ТАРО»?

— Нет.

— Хорошее кафе в Гамла-Стан, в Старом городе. Неподалёку от Сторторгет. Его легко найти.

— Хорошо. Когда?

— Завтра в полдень, в двенадцать. Я закажу столик, за которым нас никто не сможет подслушать. Владельцы этого ресторана — мои добрые друзья. Скажете, что вы приехали встретиться с Бенгтом, они будут знать.

— Договорились. Я приеду.

Ганс-Улоф повесил трубку с неясным чувством, что начались события, которыми он больше не управляет.

Глава 14

Найти кафе было нетрудно. Оно располагалось в подвале узкого, выкрашенного охрой дома недалеко от биржи. Это было одно из маленьких заведений, какими славится Старый город, Гамла-Стан.

Естественно, украшенное изображениями карт «таро», чтоб оправдать своё название. Над входом висела железная вывеска с картой «дурак»: на ней странник в пёстром наряде, с посохом на плече, с цветочком в руке, мечтательно глядя в небо, шагал прямиком к обрыву. Над столиком, к которому его подвели, когда он спросил насчёт Бенгта, висела карта «справедливость», и Ганс-Улоф воспринял это как добрый знак. Грозный властитель с поднятым мечом в одной руке и весами в другой возвещал, что правда будет на стороне честных людей.

Журналист пришёл с некоторым опозданием и уже не фонтанировал энергией, которую Ганс-Улоф запомнил с первой встречи. Точнее говоря, он выглядел так, будто провёл ужасную ночь. Или несколько. И всё это время у него не доходили руки протереть свои захватанные толстые очки.

— Давайте вначале закажем, — сказал Нильсон после скупого, почти рассеянного приветствия. — Потом можем поговорить.

Ганс-Улоф выбрал себе нечто, обещавшее быть лососем, зажаренным на гриле, с овощами. Нильсон взял дежурное блюдо: зажаренного на гриле судака с тёртым хреном и картофельной запеканкой.

— И пиво. — Он произнёс это так, будто в любой момент мог умереть, если срочно не утолит жажду. — Ну вот, господин приверженец ночных решений, — сказал Нильсон, когда официантка удалилась, и захватнически расставил руки на чистой поверхности стола. — Что вы имеете мне рассказать?

Ганс-Улоф скептически огляделся. Их стол стоял в круглой стенной нише в дальнем углу кафе, но посетителей было много, свободных мест почти не оставалось.

— Нечто, предназначенное только для ваших ушей, — сказал он. — Вы уверены, что нас никто не услышит?

— Абсолютно уверен, — кивнул патлатый журналист. — Я уже не раз убеждался. Если не орать, за соседним столом никто не услышит ни слова. — Он полез в карман куртки и извлёк оттуда пластиковую коробочку размером с пачку сигарет. — А для слушателей, от которых нас не сможет защитить акустика этого помещения, у нас есть вот это. — Он положил приборчик на середину стола, нажал его единственную кнопку, и загорелся зелёный глазок. — Видите? Всё чисто. — Он снова убрал приборчик. — Совершенно нелегальная штучка, кстати, по крайней мере в нашей стране.

— Но вам, как видно, частенько приходится ею пользоваться, — сказал Ганс-Улоф под сильным впечатлением.

— Стараюсь как можно чаще, — кивнул Нильсон, запустил пальцы в свои непокорные волосы и требовательно посмотрел на собеседника. — Итак, профессор, вы хотели рассказать мне, что произошло на самом деле при голосовании.

— Скорее, что произошло до голосования.

— Догадываюсь, что-то плохое.

— Меня пытались подкупить.

У журналиста не дрогнул ни один мускул.

— Пытались? — подхватил он. — Кто?

— Этого я не знаю. Человек с деньгами назвал себя лишь посыльным. Я предполагаю, что за всем этим стоит в итоге фирма «Рютлифарм».

Нильсон кивнул, как будто это разумелось само собой.

— Вы сказали, вас пытались подкупить. Значит, вы не взяли деньги?

— Естественно. И я тотчас поставил в известность руководство.

— И потом?

— Потом похитили мою дочь.

Журналист уставился на Ганса-Улофа как громом поражённый. Казалось, он лишился дара речи.

— О боже! — наконец воскликнул он. — Не может быть. Похитили?