Нобели в России. Как семья шведских изобретателей создала целую промышленную империю

Для родственников факт наследования только трех процентов от состояния Альфреда стал большим разочарованием, особенно узнав, что по первому варианту завещания они получили бы значительно больше. Надо полагать, они в равной степени были возмущены, когда узнали об устных и письменных показаниях инженеров Р. В. Штреленерта и Леонарда Васса, представленных Стокгольмскому суду 5 февраля. Они оба освидетельствовали завещание в Париже и оба подтвердили, что в связи с этим Альфред «определенно заявил, что оно является его последней волей». Работавший рядом с Альфредом в последние месяцы его жизни Штреленерт под присягой сказал, что тот несколько раз говорил с ним об «общих проблемах, связанных с наследством», и что в связи с процедурой засвидетельствования Альфред заявил, что «изменил более раннее завещание, по которому дети его братьев, уже обладавшие крупным богатством, получали слишком много и что в новом завещании он пожертвовал большую часть своего состояния на научные цели». Кроме того, при их встрече в Стокгольме, за несколько месяцев до смерти Альфреда, он заявил: «В основе своей я умеренный социал-демократ и считаю большие унаследованные состояния бедой, ибо это только потворствует лени человеческой». Посему, по его воле, лишь малая часть большого состояния должна была перейти к родственникам. Это касается и прямых наследников, которые не должны получать больше, чем требуется на их воспитание. Любое иное решение, считал Альфред, «порождает только лень, препятствуя здоровому развитию способности индивидуума самостоятельно добиваться независимого положения». В связи с этим он посетовал, что «его недавно скончавшийся брат, инженер Р. Нобель, который, как он думал, придерживался такого же мнения, оставил всё свое состояние детям».

Леонард Васс в своих показаниях подтвердил информацию Штреленерта: «Из высказываний Нобеля <…> было ясно, что его явная воля заключалась в том, чтобы его состояние ни при каких обстоятельствах не досталось его родственникам, а лишь тем лицам, которые благодаря самоотверженной и честной работе на пользу человечества завоевали право быть его наследниками». Другое письменное свидетельство поступило от Чарльза Верна, друга Альфреда с 1870‑х годов, встречавшегося с ним несколько раз за последние годы. Ему Альфред сказал, что «он является родственником лишь тому, с кем он ощущает Wahlverwandtschaft [родство душ]». Вeрн также «слышал, как инженер Нобель резко высказывался против действующего законодательства о праве наследования». Таким образом, Альфред придерживался такого же взгляда на наследство, что и его брат Людвиг, заявивший что «капитал в чистых деньгах, оставленных в наследство детям, – это моральная гибель», тогда как «капитал в виде промышленного дела – хорошее оружие в борьбе за существование».

Есть все основания полагать, что на самом деле Роберт придерживался тех же взглядов, однако, в отличие от Людвига, у него не было дела, которое он мог бы передать сыновьям, не имевшим, как он считал, «ни сил, ни способностей» для «борьбы за существование». Поэтому они и получили в наследство то «независимое положение», за которое он сам боролся всю жизнь.

Роберт в кабинете в Йето

После вычета долгов наследство Роберта составило 1 533 693 шведские кроны, что эквивалентно около 550 миллионов рублей на сегодня. Из этой суммы стоимость поместья Йето составила 137 300 (налогооблагаемых) крон. Наиболее крупную часть составляли акции (592 575), облигации (18 060), депозитные сертификаты (492 053) и долговые требования (239 899). Остальное имущество состояло из различной движимости – карет, скарба, скота и т. д. Российские бумаги – паи и акции в «Бранобеле» – были описаны по их номинальной стоимости (5000 и 250 рублей соответственно), что составило 408 500 шведских крон, или около 225 миллионов рублей сегодня. Рoберту также принадлежал большой доходный дом в центре Стокгольма, приобретенный за год до его смерти. Его налогооблагаемая стоимость равнялась 260 000 крон. Таким образом, общее состояние, оставленное Робертом, составило 80 с лишним миллионов крон. Поскольку дома были оценены по налогооблагаемой стоимости, а активы – по их номинальной, а не рыночной стоимости, то наследство на самом деле было значительно больше. Другими словами, наследники Роберта уже были очень богаты, когда решили опротестовать завещание Альфреда. На вопрос Сульмана, чего они хотят добиться своим протестом и на какую долю наследства претендуют, сын Роберта Людвиг ответил, что в семье считают справедливым получение «семейных бумаг», то есть всех акций динамитных компаний в разных странах, акций и паев в «Бранобеле» и Буфорсе, а также дом на улице Малакофф в Париже. То есть трети всего состояния.