Нобели в России. Как семья шведских изобретателей создала целую промышленную империю

В свете двадцать пятой годовщины товарищества и в тени политических потрясений в Баку и Петербурге произошло революционное изменение и в самой семье Нобель. В сентябре 1904 года сводная сестра Эммануила Марта, родившаяся в 1881 году, помолвилась с русским врачом Георгием Олейниковым, который был на семнадцать лет ее старше. Помолвка вызвала сильные чувства, поскольку жених был первым русским человеком в семье. «Как бедной Марте жилось в те дни, я не знаю, – пишет Ганс Ольсен, который во время оглашения помолвки находился в Лондоне, – но ей верно дали понять, что выбор ее радости не принес». По его мнению, не надо было «креститься» по поводу того, что жених был русским и православным, ведь семья Нобель была хорошо знакома с русским укладом после всех лет, прожитых в стране. Однако семья «оставалась исключительно шведской и иностранной, имея мало связей с чисто русскими кругами», и поэтому «приход Георгия в семью воспринимался как вторжение чужака, которому по существу там не было места». Тот факт, что семья обогатилась членом русской национальности, был примечателен сам по себе. Еще более ошеломляющими и тревожными были политические симпатии жениха, который вращался в радикальных, социалистических кругах.

История нобелевской семьи – в основном история ее мужчин. Были умные и сильные женщины, такие как Андриетта и Эдла, но у них не было образования и они выполняли традиционные женские роли. Что касается Эдлы, ее дочь Марта вспоминает, что у матери не было никаких поползновений «действовать вне дома, ни малейшего желания выступать публично или играть какую‑либо роль в общественной жизни, которая, кстати, была ей совершенно незнакома в России, языком которой она не владела». Единственной женщиной в семье Нобель, имевшей профессию, была Марта. И это несмотря на то что ее мать и брат-опекун Эммануил считали ее «совсем не созданной для школьной скамьи» и потому решили не пускать ее в школу. Девочка должна была получить домашнее воспитание, «и я надеюсь, что это ничем не хуже», – обронил Эммануил в письме к Альфреду.

Когда в 1896 году было принято решение об обучении Марты на дому, ей было четырнадцать лет. Однако выводы Эммануила и Эдлы оказались поспешными: у девочки был светлый ум, и осенью 1897 года она поступила в женское учебное заведение г-жи Вальдшмидт. Образование было восьмилетним, но Марта окончила его в четыре семестра отличницей, что свидетельствует об исключительных способностях. Той же осенью она сдала экзамены в VI Петербургскую гимназию, после чего ей разрешили преподавать немецкий и французский языки в качестве домашней учительницы. Однако ее стремления были шире: она хотела учиться на врача, что вызывало сопротивление в семье, где ни одна женщина ранее не получала профессиональное образование. «Когда Марта заявила, что хочет изучать медицину, в нашей строгой, буржуазной домашней обстановке произошла дворцовая революция, – вспоминал ее брат Йоста. – Но благодаря ее тактичности и присущей ей редкой энергии, являющейся ее личным патентом, революция впервые в мировой истории была бескровной».

Марта во время обучения в Женском медицинском институте. Она стоит у изножья кровати слева от профессора Германа Цейдлера, директора хирургической клиники института

Пройдя еще несколько курсов и дополнив свое образование латынью, Марта в 1901 году попыталась поступить в Женский медицинский институт, основанный в 1897 году. Это было первое образовательное учреждение в мире, готовившее женщин-врачей (однако они имели право работать только в больничных учреждениях для женщин). Заявка была отклонена, формально – из‑за отсутствия свободных мест. Когда весной 1902 года Марта снова подала заявление, она приложила справку от Эммануила, одобрившего ее обучение в институте, а также «свидетельство о благонадежности» от петербургской полиции, согласно которому «сведений, компрометирующих названное лицо в политическом отношении, в Управлении не имеется». На этот раз ее приняли, и осенью 1902 года Марта смогла начать учебу.

Институт был создан по инициативе выдающихся врачей и исследователей того времени. Его главный инициатор, лейб-медик Николая II Евгений Боткин, лично вложил крупные средства в институт, не получавший государственного финансирования. Операционный бюджет состоял из взносов слушательниц и ежегодной субсидии от Петербурга в размере 15 тысяч рублей. Большинство студенток были бедными. «Среди слушательниц нашего института царит беспросветная нужда, – пожаловался журналисту один из профессоров. – Большинство их живет впроголодь, обедая не каждый день». Но среди них были и состоятельные студентки, поведал он, приведя в пример княжну Долгорукую и госпожу Нобель.