Нобели в России. Как семья шведских изобретателей создала целую промышленную империю

Первое за четыре года заседание правления «Бранобеля» состоялось в Париже в июле 1920 года. В состав правления входили Эммануил, Йоста, Хагелин, Михаил Белямин и Кристиан Ваннебу, бывший глава Эмбских промыслов, а в последние годы – заместитель главного инженера в Баку. Помимо текущих вопросов, разумеется, обсуждался вопрос о будущем в России. В том, что большевистский режим долго не продержится, были уверены все. «На вопросы наших бывших служащих, считает ли наше правление возможным восстановление производства, я отвечаю „да“ и прилагаю все усилия, чтобы сохранить всех, кого могу», – объяснил Эммануил жене Михаила Белямина.

Штатный вопрос считался ключевым. Когда всё вернется к старому, предприятие должно быть к этому готово. В свете этого важно было сохранить производственные сооружения и квалифицированный технический персонал. Наиболее квалифицированные инженеры, обосновавшиеся после революции в Швеции или других странах, продолжали получать зарплату, чтобы быть готовыми участвовать в восстановлении деятельности, когда придет время. Еще в 1939 году 71 сотрудник (а в случае смерти – их родственники) в разных странах получали от «Бранобеля» зарплату или материальную поддержку, в том числе инженеры Кристиан Ваннебу, Кнут Мальм, Рагнар Вернер и Эрик Делин, а также начальники головных контор «Бранобеля» братья Оскар и Альбин Кристоферсон.³

С такой же заботой компания относилась к сотрудникам, оставшимся в России, хотя, по естественным причинам, в данном случае речь шла о более спорадической поддержке. Перед отъездом из Петрограда осенью 1918 года Йоста собрал ведущих служащих и инженеров и сообщил, что в связи с его отъездом правление передает им ответственность за «Бранобель». Он попросил их не уходить с предприятия и пообещал поддержать их материально. В то же время им настоятельно рекомендовали держаться в стороне от политики. Подобные собрания со служащими Артур Лесснер провел на Северном Кавказе и в Баку.

Просьбы Йосты были встречены полной поддержкой – персонал нобелевских предприятий был глубоко солидарен со своим работодателем. «Доверие, которое оказывало мне товарищество, основывалось на лояльности, которую я много раз демонстрировал, – пояснил один из ведущих служащих в Баку, который проработал 43 года в «Бранобеле», порой в тесном сотрудничестве с К. В. Хагелином, добавив: – Поэтому мое желание и мое поведение после советизации, разумеется, совпадали с интересами нефтяного товарищества, и, конечно, я бы приветствовал его возвращение в форме концессии или в другой форме».

Бывших нобелевских служащих ценило не только правление самого товарищества. Как было указано, сразу же после национализации Хагелину предложили стать техническим директором нефтяной промышленности в Баку, но он отказался. На нобелевцев, которые, по словам члена Национального нефтяного совета, отличались «работоспособностью, деловитостью и знанием дела», был большой спрос, поэтому при наборе инженеров и служащих для укомплектования национализированной нефтяной промышленности им отдавалось предпочтение. Были те, кто категорически отказались сотрудничать с новым режимом, но многие приняли предложение, поступив на работу к новым владельцам, в Главконефть и на промыслы. Этот процесс называли «нобелизацией» российской нефтяной промышленности.

В первые годы «нобелизация» шла достаточно безболезненно, поскольку интересы сторон совпадали. Инженерам и служащим надо было содержать себя и свои семьи, а советская власть остро нуждалась в специалистах. Первоначально никаких принудительных мер не предпринималось, но в начале 1920 года был объявлен повсеместный учет «лиц в возрасте от 18 до 50 лет», работающих в нефтяной промышленности. А в следующем году отношения между властями и бывшими нобелевцами радикально ухудшились, что было связано с материальной помощью, получаемой из‑за рубежа.

Показательный процесс как репрессивный инструмент – политический жанр, который связывают обычно с 1930‑ми годами, но на самом деле этот метод начал практиковаться гораздо раньше. Первый крупный процесс был проведен в 1921 году против так называемой Петроградской боевой организации. Ее якобы возглавлял профессор географии Владимир Таганцев, обвиняемый в незаконном хранении крупных сумм денег и в том, что он помогал людям бежать за границу. Другим обвиняемым был профессор Михаил Тихвинский, начальник химической лаборатории Главконефти и бывший химик-консультант «Бранобеля». Оба были расстреляны в конце августа вместе с 60 другими лицами. Тихвинский был социалистом и лично знал Ленина, который на вопрос, можно ли принимать присылаемые нобелевские деньги, будто бы ответил, что не возражает «против того, чтобы к нам притекало золото из‑за границы, только бы мы поменьше посылали его туда». Тем не менее Тихвинский был казнен. Целью процесса было не правосудие, а показать, что разобраться могут с любым, независимо от того, виновен ли он или нет.