Ночь

Округлая башня с окошками-бойницами, в каждом горит свет, – признак богатства хозяев. Территория вокруг освещена желтоватыми фонарями, не похожими ни на люминофор, ни на светодиод, я никогда не видел такого источника света. У дома я заметил силуэт всадника – на коне он держался настолько уверенно, что напоминал кентавра. Что интересно, за ближними к лесу строениями не было ни капитального забора, ни какой-либо символической оградки. Очевидно, здешний хозяин был настолько авторитетен, что никто даже и думать не мог о том, чтобы проникнуть на его территорию и что-нибудь украсть. Тут не боялись ни невров, ни бандитов. Подойдя ближе, я понял, что когда-то этот дом был чем-то вроде придорожной харчевни с мотелем. Хлева и конюшни, сколоченные из бревен и досок, появились позже. Я взял Герду за ошейник, поправил рюкзак и двустволку на спине и направился к небольшому загончику рядом со входом в один из хлевов. На обструганной сосне, будто на перилах, сидел грузный лысый мужчина в расстегнутой кацавейке, под которой виднелась тельняшка. Время от времени у лица мужчины загоралась красная точка, и его фигуру окутывало облако тумана. Еще тут сильно пахло. Чем-то из прошлого. В том мире, который уже погиб, запах встречался так же часто, как и дешевое виски Teacher’s. Однако здесь и сейчас этот запах исчез.

Лысый лениво поднял руку к губам, а потом убрал от лица сигарету. Сбил пепел. Снова затянулся. Он курил табак. Сигарета была белая, с желтым фильтром. Эта старинная забава стоила, может, весь тот цинк, который у меня был с собой. В Грушевке окурки продавались сначала ведрами, потом поштучно, а потом – чуть ли не по миллиметрам от фильтра. А потом они пропали совсем.

– Доброй ночи, – сказал я, подходя. – Не так часто встретишь человека с таким дорогостоящим хобби.

Лысый уставился на Герду, а потом уже поднял голову на меня, видимо, не понимая, о чем я вообще. Я кивнул на огонек в его руке.

– А. Ты про это… – Он затянулся. – Нет ничего лучше на свете, чем первый глоток табачного дыма. Люблю всосать дымку, как только проснусь. Даже еще до кофе.

Мне стало ясно, что этот человек пьет кофе, и, может быть, даже после каждого пробуждения.

– Хочешь? – Он вытащил из брюк полную пачку «Кэмэла» и протянул мне.

Никогда раньше я не отказывался от настолько дорогого предложения.

– Поздновато вы просыпаетесь. – Я сбросил рюкзак на землю и присел рядом на оградку загона. – Я успел сорок километров проковылять.

– Рассинхрон, – усмехнулся лысый. – Идешь, видимо, издалека. У нас утро. Тут только петухи закукарекали.

– Я из Грушевки, – кивнул я. – У нас уже вечерело бы. Хотя кто его знает, часов у меня нет, в пути спал без будильника.

Лысый продолжал рассматривать Герду. Она почувствовала его интерес и прижалась к моей ноге: мол, девушка занята, ничего не получится.

– У тебя тоже хобби кучерявое. Кобель или сука?

– Девочка, – деликатно обозначил я пол подруги.

– Как зовут?

– Герда.

Мужчина прищурился и глубоко затянулся.

– Продашь? – спросил он, выдыхая дым.

– Нет, что вы!

– А если много предложу? – Он снова вобрал в легкие дым.

– Так собаку продать нельзя, – мне казалось, что я объясняю очевидное. – Она предана хозяину. И не сможет ни с кем другим жить.

– Я еще малым мечтал. – Лысый вкрутил сигарету в полную пепельницу, укрепленную на перилах. Видимо, любил он тут курнуть. – И сначала родители не разрешали. Они кошатниками были. А потом судьба так сложилась. Долго отсутствовал на воле. Держал дорогу ровно. Меня жали, я жал. Не мог позволить себе еще и собак завести. А сейчас их съели всех. А кого не съели – те сами едят, на людей бросаются. Жеребца вот нашел, а собак не осталось. Приносили мне волчат – они к людям не идут. Пес нужен. Нормальный домашний пес.

Желтый фонарь в углу загона хорошо освещал лицо лысого. Нос картошкой, мясистые уши, подвижные, нервные губы. В начале разговора он жевал фильтр сигареты, потом стал покусывать нижнюю губу. Интересно, что при таком беспокойном рте глаза его смотрели тяжело, будто вжимая собеседника в землю. Он был похож на злого Будду, этот мужик.

Я присмотрелся к необычному фонарю: источником света в нем служил неровный прозрачный камень размером с кулак, прикрученный проволокой к деревянной распорке. Камень был бугристый, в нем виднелись более яркие и более темные ядра, прожилки, рыжеватые и золотистые слои. Его сияние было относительно ровным, похожим на фосфорное, но значительно более ярким. При таком освещении можно было бы читать.

– Никогда не видел такой большой? – спросил лысый.

– Я первый раз с чем-то подобным сталкиваюсь. Что это?

– Слезы Гелиад. – Лысый достал из кармана крохотную термокружку для эспрессо, открутил крышку – внутри горело несколько угольков. Он прикурил от них сигарету и убрал свою «зажигалку». – Слезы Гелиад, – повторил он снова, с каким-то сарказмом в голосе. – А вообще – просто янтарь.

– А почему он светится?