Ночь

Я выключил налобник и, спотыкаясь, начал осторожно продвигаться по направлению к блеклому созвездию. Звездочек в нем я насчитал пять, три одинаковых размеров и две большие, разнесенные по сторонам. Созвездие сияло значительно слабей стандартного налобного фонаря, напоминая скорее болотные огни или больших мертвых светлячков. Дорога шла через лесок, который прижался к проезжей части. Там, за деревьями, могло скрываться что угодно, но огни как будто застыли именно на асфальте.

Когда прокрадываешься через абсолютную черноту, уставившись на статичные световые пятна, очень скоро начинает казаться, будто огни шевелятся. Я несколько раз останавливался – замирали и огни. Наконец я присел, осторожно снял с себя рюкзак, расстегнул боковой карман и выудил оттуда коробку с патронами. Разорвал ее, высыпав себе под ноги. Ощупал двустволку, пытаясь понять, как открыть патронник. Рычаг механизма был сверху, предохранитель – на обводе спускового крючка. Вставил картечь в стволы, на ощупь собрал и спрятал остальные патроны в рюкзак, щелкнул предохранителем. Шепотом приказал Герде следить за рюкзаком, и она как-то не стала спорить. Начал медленно приближаться – до пятен осталось метров двести.

Ружье держал перед собой, вглядываясь в звездочки. Они, кажется, все-таки не двигались. Палец на спусковом крючке. Вокруг царила всегдашняя тишина – ни звуков, ни ветерка. И тут моя нога провалилась в яму на обочине, ствол дернулся вниз, один из спусков поддался, и оружие плюнуло пламенем. Сразу же хлопнуло по ушам, а после выстрела в них остался звон. Картечь высекла пиротехнические искры из асфальта в десяти шагах от меня, срикошетила и брызнула вверх. Звездочки не двинулись – это было или что-то неживое, или что-то совсем небоязливое. Я переломил ружье, вытянул горячую гильзу, потом поднял ствол к небу, положил палец на обводку спуска: безопасному обхождению с оружием пришлось учиться на собственной глупости.

Еще несколько шагов. В отблесках ближайшего ко мне светового пятнышка выразительно проступил контур человеческого лица. Я щелкнул предохранителем, закинул ружье на плечо и бегом бросился к нему. Споткнулся и чуть не упал – под ногами хрустнуло что-то металлическое, нога застряла в чем-то вроде мягкой проволоки. Я зажег фонарь. Это был велосипед. Я вытянул ступню из капкана велосипедных спиц. Хозяин велосипеда лежал в нескольких метрах от него. Три ярких звездочки – налобные фонари. Два больших пятна – световые отражения их лучей на черном снегу. Батарейки фонарей почти исчерпали свой ресурс, значит, лежат они тут уже долго.

Один велосипедист умер, лежа на спине, луч его налобника нигде не отражался. Поэтому и звездочек было пять, а не шесть. Снег черный, но почему? Крови было много, она замерзла лужами на асфальте и подчернила ледок и снег на обочине. Свет метался по застывшим пальцам, вывернутым икрам, побелевшим пяткам, раскрытым в немом крике ртам. С них стащили обувь. Странно, что и налобники не забрали – ради цинка, который из них можно было достать. Второй умер прямо на своем велосипеде – наверное, его атаковали, когда он остановился и всматривался в темноту, чтобы понять, что случилось с первым. Аккуратный, хирургически точный надрез. От уха до адамова яблока. Много крови. Зверь так не вскроет. Тут нужна сталь, а не когти. Третий пробовал защищаться. У велосипеда согнуты колеса, похоже на то, как будто он отбивался, держа велосипед за раму. Но велосипед – неудобное оружие. Слишком неуклюжее для того, чтобы как следует ударить противника, и при этом слишком тяжелое для того, кто обороняется. Этого покромсали сильно. Несколько почерневших ран на спине, одежда, пропитавшаяся кровью на груди и животе.

Когда знакомились, я толком и не смог рассмотреть их лица. Все трое для меня были энергичными, веселыми голосами из темноты. Сейчас я всматривался в черты людей, над которыми недавно добродушно потешался. Моложавые, несмотря на седые виски. Гладко выбритые. Наивные немного. Кровь подкрасила их губы багровым. Кто из них предлагал мне фалафель? Кто из них спрашивал, как зовут Герду? Кому я так и не ответил, можно ли ее погладить?

«Не печалься, человек с собакой. Ты не один на этой дороге».

Сейчас уже один.

Все, что было дальше, я делал не очень-то осознанно. Перетянул тела на обочину. Собрал вскрытые и выпотрошенные рюкзаки и велосипедные сумки, положил рядом с хозяевами. Из них вытрясли все, даже люминофор выкрутили из рам.