Ночь

– После Фермы повернешь налево и через Садки Рыболовов, через Источник Напряжения придешь к Поселку Сладостей. Фабрики тамошние производят большую часть лакомств нашего мира. От Фермы туда идти всего два сна. На пути есть корчма «У Лейбы» и заезжий двор «Пшымыслав», его держат три поляка. Поселок Слодычей стоит фактически рядом с гомельским направлением, там тебе помогут разобраться, как дальше ориентироваться.

– Большое спасибо! – Я поклонился.

Царь опустил взгляд. Видимо, не хотел смотреть мне в глаза, произнося то, что собирался сказать. Может быть, просто не привык кого-то о чем-то просить и поэтому чувствовал себя неловко.

– Но я хотел попросить тебя об одной услуге. Там, на Ферме, живет один мой добрый друг. Он там хозяин. Может быть, самый богатый человек из ныне живущих. Его люди разводят свиней и коней на продажу. Он из братства «Автаз». Гора от него по-прежнему во многом зависит. Зовут его брат Егорий. Передай ему, пожалуйста, от меня подарок. В знак глубокого уважения.

Он взял со столика нож в кожаных ножнах и протянул мне. Тяжелая рукоять, изготовленная из эбонитовых и костяных пластин, сложное тиснение по коже ножен, украшенное серебряной нитью. Я расстегнул пуговку и оголил лезвие. Ничего особенного. Начало двадцатого века. Сероватая, небрежно отполированная сталь. Обычное приспособление для охоты, которое могло принадлежать какому-нибудь учителю гимназии. На царский подарок не тянет. Но иногда цари дарят не вещи, а послания. Возможно, я колебался дольше, чем от меня ожидали, потому что Царь посчитал необходимым добавить:

– Я бы послал Мазая или кого-нибудь из его зайцев. Но брат Егорий их не любит за придурковатость.

– Чего это? – попробовал встрять в дискуссию Мазай, но самодержец пронзительно глянул на него, и бородач примолк.

– А чтобы все было по справедливости… – Тут он сделал длинную паузу, а я в тот момент не мог понять, о какой «справедливости» он говорит и почему к ней апеллирует сейчас. – Так вот, для справедливости и равновесия я хотел бы подарить тебе копыто. Без копыта у тебя в пустошах вообще никаких шансов.

Перед ним лежала роскошная двустволка: с одним стволом под другим, с инкрустацией по цевью и щекам приклада. Он поднял ее со столика, подбросил высоко в воздух, словил за шейку приклада.

– Скорее всего, на этом копыте кровь, иначе его бы не выкинули в помойку. Видишь, легкое? Настоящее произведение искусства. Не очень старое, несмотря на то, что золотом украшено. Восьмидесятые годы двадцатого века. Ижевский завод, лимитированная серия.

Тут он неожиданно бросил ружье мне, и оно чуть не грохнулось вниз – я успел подхватить его у самого пола. Подняв двустволку левой ладонью под цевье, правую положил на ложе: длина была идеальной. По коробке шел рисунок: серебряный стебель полыни переплелся с золотой веткой клена, и все это на фоне «морозных узоров» в виде остроконечных кленовых листьев.

– Красивый… механизм, – не выдержал я. Мысли о том, чтобы снова отказаться от оружия, не возникло. Я слишком хорошо помнил вкус страха во рту, когда вокруг чернота, сердце сжато ужасом, а из средств обороны – разве что зубы Герды.

– Мазай даст тебе три коробки восьмимиллиметровой картечи и баллистол. С двадцати метров башку пробьешь даже тираннозавру. Только осторожно – отдача лютая.

Я снова поклонился и стал вытягивать Герду прочь из покоев самодержца. Тот проводил нас сочувственным взглядом. Когда мы были уже в дверях, ковер за его спиной отодвинулся и тот же самый хорошо слышный девичий шепот спросил из темноты: «Саша, ну все? Закончили вы?»

Подсвеченные масляными факелами коридоры и тоннели, по которым мы возвращались на дорогу, выглядели палеонтологически. Даже несмотря на то, что пробиты были в самых новых окаменелостях, созданных не Землей, а человеком из отбросов собственного существования.

Мазай при прощании неожиданно воскликнул: «Ну давай, парень!» – и полез обниматься. Сентиментальные люди эти злодеи. Морда у Герды была почти одобряющей: в результате попытки нас ограбить мы добыли неплохое копыто.

Раздел третий

После хорошо прогретых Царевых палат уличное «околоноля» неприятно облизывало холодом икры, забиралось за шиворот и покусывало пальцы. Несмотря на предупреждение, мы продолжали тянуться по дороге. Чтобы как-то подстраховаться, я направил налобник прямо себе под ноги – так, чтобы его луч не растягивался на многие метры. Мне показалось, что так нас меньше видно на расстоянии. Как ориентироваться в абсолютной темноте, не имея рядом белой ленты дорожной разметки, я просто не понимал.

Мы успели сделать два привала до того, как, забравшись на какой-то пригорок, я увидел россыпь световых точек, застывших в темноте низины впереди нас. Гора была уже очень далеко, и помощи в случае чего ждать было неоткуда. Я помню, что Герда в тот момент выразительно и очень жалостливо заскулила.