Ночь

Я посидел рядом со зверем, пока он перестал дышать. Отходить во тьму, оставляя за спиной еще живое чудовище, не хотелось. Герда лежала рядом, вытянув раненую лапу. Кровь сочилась через повязку, хотя и не сильно. Я решил как следует перебинтовать ее, когда дойдем до какого-нибудь жилья. Наконец, подняв рюкзак и опершись на двустволку, выпрямился. Стычка отобрала все силы – сейчас, когда адреналин больше не кипел в крови, я понял, насколько вымотался. Так, наверное, чувствуют себя солдаты после боя. На ходу подобрал с обочины длинную сухую палку – идти, опираясь на нее, стало легче. Туман тем временем становился все более густым, и мне стало интересно, постоянно ли он тут лежит, как над Грушевкой постоянно висит одно и то же одеяло медных облаков. Я выключил фонарь – он все равно не очень помогал – и старался не забирать в сторону, держась в берегах асфальтовой реки.

Время снова куда-то исчезло, и я ощущал его только по степени усталости и голода, которые плавно сменяли друг с друга. Есть хотелось то сильнее, чем лечь, то наоборот. И вот в этой жуткой тишине, внутри непроглядной пелены тумана, прямо над ухом вдруг раздался бодрый тенорок:

– О! Приветики!

Я сначала аж присел, потом выругался, нашаривая на лбу выключатель фонарика. Но ни выключателя, ни самого фонарика на голове не было: я забыл вернуть его туда с правого запястья. К тому времени как я, чертыхаясь, сорвал с плеча ружье, зажег фонарь, прицелился в том направлении, откуда был слышен голос, и снял предохранитель, я уже чувствовал себя идиотом. Ведь если, пока я копался, нам не причинили вреда, значит, вред причинять и не собирались. Герда смотрела на мою суету с неодобрением: было бы чего метаться, бестолочь, я бы звуковой сигнал подала!

Луч фонаря высветил худощавого, обросшего щетиной мужичка. Одет он был в сильно заношенный камуфляж, рядом с которым моя заячья шапка выглядела бы новинкой с последнего показа высокой моды. Камуфляж был не просто дырявым. Дырки в нем прикрывали заплатки, в свою очередь усеянные дырками. Вот тут-то, наверное, я и подумал, что мужичок не подсветил меня фонарем просто потому, что у него не было цинка, который можно было бы в этот фонарь вставить.

Человек в камуфляже доброжелательно улыбался. Зубы его были примерно в том же состоянии, что и его одежда.

– Приветики! Это не вы там стреляли? – Он указал рукой в том направлении, где, как ему казалось, мы с Гердой могли стрелять. В тумане направление показалось очень приблизительным.

Я утвердительно кивнул, пытаясь разобраться, чего он от нас хочет.

– А то я думаю, кто это там стреляет в лесу? И главное, стреляет и стреляет! Или патронов много, или на изюбра какого охотится. Вы там не на изюбра, случайно, охотились?

– На нас здоровенное чудовище напало, – неохотно сказал я, не опуская ствола.

– Нет, я тоже люблю охоту. Но сейчас и зверя в лесах не осталось, и дробь уже вся кончилась. Так что бьем дичь по старинке. – Он отклонил борт своего камуфляжа и с гордостью продемонстрировал обшарпанную деревянную рогатку.

– Далеко до Поселка Сладостей? – спросил я.

– До Поселка Сладостей тут как до Кракова раком.

– То есть далеко? – на всякий случай решил уточнить я, так как метафоры не понял.

– «Далеко» – это как раком до Ракова, дорогой. А как раком до Кракова – это просто ужас как далеко. Вы на старой Слуцкой дороге.

– И как нас сюда занесло? – растерянно спросил я у Герды.

– У вашей собачки нога сломалась, – выдал мужичок.

– Я знаю.

Наша коммуникация уперлась в тупик.

– Но тут недалеко есть другой населенный пункт, – широко улыбнулся он. – Насамоны называется. Могу проводить.

– А аптека там есть? Доктор? Хоть какая-нибудь медицина? – спросил я, забрасывая ружье за плечо.

– Вот вы туда придете, там и спросите. И я вас туда могу отвести. Только для этого вам нужно заплатить Грибку два цинка.

Я снял фонарик с запястья и закрепил его на голове поверх вязаной шапки.

– Грибок – это я, – уточнил мужичок.

– Хорошо, веди.

– Э, нет! Грибок работает только по предоплате. Так что, будьте добры, два цинка. А то не поведу. Или три, если хотите, чтобы по пути я травил анекдоты.

Я, недовольно покрякивая, снял рюкзак, засунул руку глубоко в его нутро, долго там рылся, будто у меня осталось буквально несколько батареек, и выдал настырному дядьке два цинка. Он запихнул их в охотничий патронташ, который носил на поясе, – в других его отделениях виднелись какие-то камешки разных размеров. Широко улыбнулся и повел нас в том же направлении, в котором мы с Гердой шли до того, как он нас окликнул.

– Вот такой огромный пес! – не смог я не поделиться пережитым, показывая рост убитого хищника на уровне своей груди.

– Причем это тока яйцы. А головешка у него еще и выше будет! – согласился Грибок. – Так, во всяком разе, говорят те Грибки, которые его видели.

– Что это за демон такой и из какого пекла он вылез?