Ночь

«Город Света готовится к приближению карнавала и существенно ограничивает вход в себя».

«Подземная секта искальщиков сонца на Богушевицкой линии метраполитэна в королевстве “Центр” утверждае, что натыкалась на следы водоплавательного птеродактиля, проотца всех летающих крыс».

«На корчму “У Лейбы” совершенно нападение, всех гостёв порезали, выжывшых нет. Свидетели говорят, што преступление савершили козланогия».

А следующий столбик рукописной летописи заставил меня приблизиться, читать и перечитывать очень внимательно:

«В Вольной Мунеципалии “Грушавка” случился военный поворот. С целью наведения порядка и законности цепловая инфроструктура проблемной территории перешла под контроль Комисара Внутренних и Внешних дел Народной Диктатуры Кальвария. В прицэле улучшения уровня жизни и недопущения хаоса, в Вольной Муниципалии “Грушавка” временно взведен рабовладельческий строй. Бургомистр арестован и помещен под стражу по подозрению в создании условий для ухучшения отношений между брацкими народами. Его охраной, как и охраной от нарушений камендатцкого времени занимаеться Народная Дружина под руководцтвом генерала Маньки. Руководство “Грушевкой” по запросу населения “Грушевки” осусществляет Заместитель Народной Диктатуры Кальвария. Все воставшие невольники осуждены к смертной казни».

Я уже давно не рассказывал про выражение морды моей милейшей собаки, но это лишь оттого, что мне не хотелось вас расстраивать. Потому что собаченция повесила хвост и выглядела как Карл Орлеанский во время своего заточения в Тауэре. Мне было больно на нее смотреть. Но, прочитав новость, я стал перед ней на колени, обнял ее и просидел рядом несколько минут. Два бедолаги остались без родного дома. Возвращаться нам больше некуда. Разве что в кандалы, в тюрьму для невольников.

– Сейчас найдем тебе лекарства! – пообещал я и направился к большому дому, расположенному дальше всех от входа в поселение. Отблески горевшего рядом с ним костра падали на огромный, в полтора человеческих роста, предмет, который издалека больше всего был похож на памятник банану. Через несколько шагов я уверился, что это действительно памятник: он стоял на каменном постаменте с маленькой табличной. Но героика обелиска оставалась загадочной – в тумане вырисовывался то ли лингам, то ли поставленный на попа пельмень. Глаз отметил старательно обозначенные пупырышки и загогулину наверху объекта, напоминающую свиной хвост. Это точно была не бомба, не ракета, не еще какая-нибудь холера, которую Человек частенько восхвалял во времена, когда еще занимался такой глупостью, как возведение монументов. Однако памятник был старый и точно относился к той же эпохе, что и металлопрофильная ограда вокруг Насамонов. Я направил фонарь на табличку, прикрепленную к постаменту, и прочитал оттиснутые в меди слова:

«Огурец обыкновенный. Cucumis Sativus».

Чесучка в моем мозгу сделалась невыносимой.

– Тут раньше фермочка была. Семейная, – пропел тенорок рядом с моим ухом. Я понял, что имею дело с очередным охотником мне помочь или проводить. – Мы были огуречными королями региона. Вся родня. Только Грибки. Фурами продукт гнали в Россию. Каждый был миллионером. За полцинка могу показать наши парники.