Ночь

Лес тут стал совсем нехорошим – ниже, темней. Чем ближе к вышке, тем больше попадалось сухих сосен, потерявших кору и иголки. Они стояли, будто окаменевшие гидры. К их потрескавшимся щупальцам, как черные бородавки, прилепились многочисленные шишки. Бурые колючие лапы оголившегося сосняка походили на пустынные колючки. Вокруг гигантской башни лес был не выше человеческого роста. Ни одной сосны с прямой спиной, все – прибитые к земле, выкрученные, чуть ли в узлы не завязанные. Под ногами дыбились омертвелые корни – какая-то сила и их заставила конвульсировать. Идти приходилось с большой осторожностью: корни цеплялись за ботинки, норовили сбить с ног, толкнуть на острые ветви.

Я шел через мертвый лес, и было мне неспокойно. Ведь Самуэль не уточнил, кто он такой, этот Оракул. Человек? Или какое-то другое создание? Если проржавевшая, выкрашенная красным и белым металлическая вышка своей неказистостью постулировала, что ее построили человеческие руки, то излучавший зеленый свет изумруд допускал, что ее питает какая-то нездешняя энергия. И управляет им, возможно, существо не из мира людей.

Со времен, когда в литературе впервые возник концепт пришельцев из космоса, через богатую фантастическими сюжетами мечтательную прозу XIX столетия и до предапокалиптических фильмов о контакте, наше представление об инопланетянах сильно изменилось. Когда-то пришельцы появились именно на том фрагменте реальности, который французские просветители освободили от Бога. Поскольку необъяснимых вещей на свете осталось много, а говорить о Творце после подколок Вольтера было уже не модно, пришельцы – марсиане, сатурняне и прочие – сначала вытворяли с людьми разнообразные чудеса, параллельно обучая их «правильно» жить. В двадцатом веке пришельцы начали пугать, переместились в катакомбы хоррора – для того, чтобы в нашем столетии стать равными партнерами в диалоге о гаджетах. Можно сказать, что человечество вошло в эру Ночи, вообще ничего не боясь.

Но сейчас, продираясь через выродившийся лес, я вспоминал одну за одной все страшилки про пришельцев и контакт – от «Белой сороки» Барщевского до «Соляриса» Лема. Когда, наконец, непролазная чаща уперлась в металлическую сетку, я уже совсем не был уверен, что хочу через нее перелезать.

Железный штырь, на котором размещался мигающий изумруд, стоял посреди большого плоского поля, то тут, то там изрытого круглыми ямками, рядом с которыми лежали темные мешки. Поддерживаемая толстыми тросами башня возносилась в далекую высь и к тому же не имела на верхушке никакой платформы. Даже если бы туда сумел забраться человек, продержаться наверху он бы точно не смог. При мысли о технологии, которая – в нашем-то мире – позволила бы управлять маяком на расстоянии, начинала кружиться голова. Сервопривод? Тросик, приделанный к кнопочке на сильном фонаре? А чем этот фонарь питается? Батареечками? И сколько раз в час надо менять их, чтобы поддерживать такой пронзительно мощный свет?

Меня удивила ограда башни. В нашем темном мире, если есть забор и рядом с ним нет пулемета, этот забор обязательно проломают. Просто чтобы продемонстрировать победу хаоса над порядком, анархии над ограничениями. В этой ограде не было повалено ни одного столба, а хлипкая рабица, крепившаяся к столбам традиционным способом, не была прорвана или расплетена. А ведь и столбы, и металлическая сетка недешево стоят в наши дни, когда вокруг любого живого поселения требуется возвести заграждение.

Немного в стороне, прикрытая зарослями, на прутьях висела табличка. Я направил на нее световое пятно налобника. На желтом фоне рядом с похожим на противогаз черепом и двумя куриными косточками было написано «МИНЫ. ПРОХОДА НЕТ». Оперся на рабицу, почесал голову под шапкой. Какое-то в этом чувствовалось глобальное несовпадение: с одной стороны, необъяснимая внеземная сила, которая погнула лес; изумруд, который без всякого человеческого участия сияет в небе. С другой – примитивные «МИНЫ», будто приковылявшие из музея Второй мировой войны. В такой ситуации более уместно выглядело бы предупреждение: «ОСТОРОЖКО, БЛАСТЕР ФИГАЧИТ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ». Или: «ВНИМАНИЕ, НЕЙТРОННЫЙ ДЕЗИНТЕГРАТОР».

Подбадривая себя таким образом, я вцепился в рабицу и полез вверх. Ноги проскальзывали по маленьким ячейкам, я понял, что сейчас упаду и отстрелю себе двенадцатиперстную кишку. Или что-нибудь еще более необходимое для жизнедеятельности. Снял ружье, достал из него патроны и забросил за ограждение. Туда же полетел и рюкзак. Я швырнул его как можно дальше, чтобы, если там и правда есть какие-то мины, он погиб первым. Рюкзак плюхнулся и подскочил в траве – он, в принципе, был слишком легким, чтобы зацепить даже самый чувствительный детонатор.