Ночь

Я стал за ним, освещая пространство впереди. Он открыл крышку моторного отсека, оголив почерневшие от смазки и заскорузлых следов топлива патрубки. Я успел увидеть нечто совершенно необычное – прозрачный, будто составленный из пушинок одуванчика, абрис горбатого камня. Семен сильно дунул – и призрак превратился в пыль, осыпался и скрошился вниз. На его место мой спутник положил одну из каменюк, которую приволок с собой, закрыл моторный отдел, щелкнул фиксатором крышки, бросил второй камень под колеса и рванул промасленный шнур стартера. Ничего. Рванул еще раз. И тут устройство вздрогнуло и завибрировало. Нечто привело в движение невидимые глазу поршни. Рокот был не таким громким, как при работе дизельного или бензинового двигателя, но генератор шумел. В сторону ударила упругая струя теплого воздуха. Воздух пах, как котел в бане. Через секунду на потолке моргнул и ожил овальный желтый фонарь, закрытый армированным стеклом. Лампочка постепенно напитывалась электричеством и остановилась где-то на четверти своей прежней яркости. Этого было достаточно, чтобы видеть габариты всей установки, размещавшейся в комнате, но читать при свете такой интенсивности было невозможно. Призрачный бледный свет зажегся и в следующем холле – там, куда от генератора вели черные кабели в резиновой изоляции.

– Как это работает? – воскликнул я. – Энергия из камней?

– Изобретение Пастуха, – повторил Цапля, блеснув кукурузинами.

Я выключил налобник и приблизился к установке. Положил руку на металл крышки: он был теплым.

– Как это возможно? Технологии будущего? – спросил я, все еще не веря своим глазам.

– Э, нет! – Цапля дидактически поднял палец. – Пастуху бы такая догадка не понравилась! Он много раз подчеркивал: электричество – это прошлое. Технологии будущего не будут связаны с электричеством. Технологии будущего будут направлены на сотрудничество с природой, а не на ее потребление. Неважно, что ты пожираешь: нефть, водород, землю или гранит. Важно, что сам этот подход себя исчерпал.

– Но это ж камни! – продолжал удивляться я.

– Пастух сказал, что немного оптимизировал уже существующее устройство. И что это был единственный способ. – Семен Цапля сделал паузу и продолжил слегка виновато: – Типа потому что я сам, мол, человек века электричества. И типа ни с чем более тонким не справился бы. Так он сказал.

Я открыл крышку. Несколько мгновений генератор еще продолжал вибрировать, и я успел удостовериться, что камень просто лежал внутри, никаких специальных механизмов, которые бы помогали «потреблять», видно не было. Двигатель закашлял и смолк, почти тут же погасла и лампочка на потолке.

– Надо закрытым держать. По-другому не работает, – виноватым тоном прокомментировал из темноты голос человека электрического столетия. Цапля в этом устройстве понимал не больше моего. Задавать вопросы про технологию распада кварцитов было бесполезно.

Оживив источник питания, мы вышли в соседствовавший с генераторной холл, большое помещение со скругленной на манер апсиды в католических храмах задней стеной. Благодаря деревянному полу тут было не так влажно. Из ниши на стене на нас смотрел искусно выполненный мозаичный портрет Ленина. Вождь мирового пролетариата, который на немецкие деньги устроил революцию, изъявшую Россию из войны с Германией[35], косил ястребиным глазом. Такой взгляд был и у Самуэля, когда он объяснял, что свойства пороха надо было оставить прежними, чтобы люди могли продолжать убивать друг друга. Цвет камешков смальты на красном флаге за Лениным был настолько яркий, будто их только что подкрасили лаком для ногтей.

У ниши стояла кожаная софа, небрежно забросанная давно не стиранными верблюжьими пледами, рядом с ней – столик с изображением шахматного поля на столешнице. На столике возле выключенной настольной лампы лежала одинокая книга. Бытовые привычки хозяина подземелья читать было не сложнее, чем книгу следов в лесу. Почему-то человек с ананасом на голове с самого начала вызвал у меня сильную неприязнь.

Ближе к выходу у стены стоял массивный стол, ломящийся от самой разной пищи, вскрытых коробков, жестянок, разорванных упаковок. Я насчитал четыре картонки с антикварным советско-грузинским чаем («Чай черный, байховый»). Здесь же выстроился взвод немытых граненых стаканов, в которых, поверх горки водорослей, стояло на два пальца жидкости цвета мочи здорового человека: светлый янтарь. Продуктовые запасы запечатали вместе с бункером, видимо, из-за того, что у них давно истек срок годности. Но то, что считалось несъедобным в светлые времена, будет еще долго доедаться во времена темные. Такими жирафами, как ананасоголовый, которым посчастливилось без всяких усилий припасть к гастрономической сокровищнице погибшей империи.

– Тут была типа комната отдыха для офицеров гарнизона. – Семен тряс пальмочкой своей головы. – Когда Пастух спросил, откуда мне будет удобнее рулить, я выбрал этот зал. Тут как-то воздуха побольше.