Мы все еще на земле, святые угодники… тебе тепло? Ты в порядке, милая? Хочешь остатки моего кексика с отрубями? Так… Я очень ясно помню тот день. Солнце падало на ее волосы, на лицо. Мы сидели за моим маленьким кухонным столом, это было необычно. Обычно мы сидели за обеденным столом или в гостиной. Она всегда вставала и ходила взад-вперед. Но на этот раз она неподвижно сидела за моим кухонным столом, и солнце лежало у нее на лице… Она выглядела такой красивой, она словно светилась изнутри. Ты знаешь этот огонек внутри, Суив? Он все еще был в ней. Он горел. Я ждала, пока она заговорит. Мы сидели, глядя друг на друга… Потом она сказала: „Мама, я совершила чудовищную вещь…“ – Она была так серьезна… Я спросила ее, что она сделала, и она сказала, что у нее случился роман кое с кем с того фильма… не с режиссером… с кем-то еще, я не знаю, с кем… но когда она это сказала… Я не могла сдержаться, я рассмеялась! Я сказала: „Дорогая, роман?“ Это не что-то чудовищное… Суив, дорогая, ты должна понять, отношения между твоими мамой и папой были… А мне так хотелось смеяться… от облегчения или не знаю от чего… но тут твоя мама заплакала… и я больше не смеялась. Она сказала, что разрушила свою семью, уничтожила тебя. Я обняла ее. Я так долго ее обнимала… Ну, как по мне, но что я в этом понимаю… это не имеет большого значения. Такое случается! Это жизнь! Но вот в чем дело! Суив, вот в чем дело! Я не думаю, что это была интрижка из разряда тех, когда дома назрели неприятности. Она любила твоего отца. Это было нечто иное. И в любом случае этот роман был лишь побочным эффектом. Но тогда она этого не понимала. Она просто чувствовала себя такой виноватой… она продолжала повторять снова и снова, что разрушила все, что любила.
И потом она рассказала мне все… всю… историю… и вот она как раз была чудовищной. Что ж, оказалось, что в Албании происходили опасные вещи. Если кратко, но… Знаешь, письма твоей мамы домой на самом деле ничего не рассказывали о том, что происходит… Ты знаешь свою маму… ее письма были смешные, она ко всему относилась легкомысленно… но я перечитала их потом, после того дня на кухне, и поняла, на что она намекала. В своих письмах она рассказывала все как анекдот… она знала, какие детали использовать, чтобы представить все в смешном свете, а какие детали опустить, чтобы я не переживала… или, может быть, она и сама не переживала, сознательно… тогда. Но… когда я вернулась к письмам и перечитала их, я поняла, как ей было стыдно… Я поняла, что она стыдилась того, что вообще отправилась сниматься в этом фильме… Режиссер все просил и просил ее, умолял сняться в фильме, а она все время отказывалась… сперва. Потом в какой-то момент она согласилась… и ей было так стыдно за это. Что она позволила ему себя убедить. Что она позволила отчаянию, тщеславию, эгоизму и горю взять верх… так она говорила в тот день, когда рассказывала эту историю на моей кухне… Она сказала, что не должна была оставлять тебя и твоего отца ради этого фильма… ей было очень стыдно за то, что она уехала… так что это была одна из причин, по которым она не могла принять происходящее… и почему она не могла передумать и уехать оттуда, просто вернуться домой… Она спасала лицо… и она преуменьшала все это в своей голове… и в своих письмах… а когда она уже не смогла продолжать все преуменьшать… тогда она перестала писать.
Хо-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о… хо-о-о-о-о-о-о-о-о…