Ночь борьбы

– Ну не смешно ли получится? – сказала бабуля. Я попыталась сменить тему вместо того, чтобы срываться, как велел мне терапевт. Я знала, она бы сказала, что я злюсь на себя за то, что не защитила бабулю. Но иногда я злюсь и на других людей тоже! Я предполагаю, что терапевту не платят достаточно, чтобы справляться со скрытыми затратами дополнительного гнева, потому что мама выбрала вариант со скользящим графиком оплаты.

– Смотри, – сказала я бабуле. Я перепрыгнула через пассажирскую дверь кабриолета и приземлилась в идеальном сидячем положении.

– Хо-хо! – сказала бабуля. – Это одиннадцать из десяти. Ладно, посмотри-ка на это!

Она изобразила олимпийского спринтера на старте.

– Нет, бабуля, нет! – закричала я. Я начала срываться. – Что с тобой не так, ба! Почему ты просто не прекратишь делать все эти гребаные штуки, которые постоянно тебя убивают, и просто не станешь нормальной!

И тут бабуля замолчала. Она стояла у машины и водила здоровой рукой по капоту туда-сюда, как будто говорила машине, что все в порядке, все в порядке. Она сказала «хо-о-о-о-о-о». Я вытащила из сумочки ее нитроспрей, вышла из машины и дала его ей. Пришлось мне самой открутить крышку из-за ее руки. Я открыла дверь машины, она протиснулась в нее и села. Мы подождали пять минут. Я не пела, не танцевала и не разговаривала. Мы сидели на солнце злые. Она не использовала свой спрей в третий раз.

– Я в порядке, – заговорила она. – Профти, Фуив.

– И ты меня прости, – сказала я. Бабуля стала рассматривать свои зубы в зеркало заднего вида, заулыбалась и принялась вертеть лицом под разными углами, как красивая модель.

– Неплохо! – сказала она.

Потом мы поняли, что бабуля не сможет вести машину со сломанной рукой!

– Я звоню Кену, – сказала я.

– Стой, стой, – сказала бабуля. – Про-о-о-о-осто придержи лошадей, ковбой.

Она заставила свое лицо уменьшиться, чтобы подумать. Через минуту она заявила, что, видимо, пора мне учиться водить машину на механике, потому что ей было шесть лет, когда она этому научилась, и после этого она сама поехала в Америку, чтобы отвезти торт и все такое. Я пыталась остаться спокойной и покладистой, вместо того чтобы срываться, поэтому позволила ей учить меня. Учиться пришлось долго. Двигатель постоянно глох. Это было очень тяжело. Машину так дергало, что радио включилось само по себе. Бабуля пошутила, что мы застрянем на парковке навсегда, как те старики в здании, которые пытаются сбежать. Каким-то образом эти слова заставили меня мгновенно собраться, и я выехала со стоянки! Посреди улицы я снова остановилась. Чтобы проехать десять футов, понадобилось четыреста лет. Машину так дернуло, что над нами вдруг начала раскрываться крыша! Мы не смогли найти нужную кнопку, чтобы выключить радио. Играли лучшие хиты 80-х, так громко, что даже бабуля могла их услышать, и она подпевала, но с неправильными словами. Все происходило одновременно. Работали дворники. Крыша то поднималась, то опускалась, то поднималась, то опускалась. Мы рванули вперед, мы пели и кричали. Бабуля сказала, что я отлично справляюсь!

– Мы скоро доберемся!

Но она даже толком не знала, как туда добраться и куда, собственно, мы едем. Ей было все равно. Она считала, что это смешно – что мы каким-то образом вообще продвигаемся вперед.

Люди в других машинах смотрели на нас как на сбежавших тигров или кого-то в этом роде. Я снова заглохла на красном свете. Рядом с нами из машины вышли два подростка и приблизились, чтобы спросить, не нужна ли нам помощь. Они спросили у бабули, не подралась ли она, и бабуля сказала:

– Уж поверьте!

Они смеялись и стояли рядом с нами, как будто ничего серьезного не происходило. Бабуля спросила одного из парней, умеет ли он водить машину на механике, и он широко раскинул руки, типа «вы серьезно?». Типа, «это смысл моей жизни – водить машины на механике. Я был рожден, чтобы возить канадских детей и старух в синяках неизвестно куда». Бабуля сказала, что даст ему двадцать баксов, если он отвезет нас обратно к Кену. Я перебралась на узкое заднее сиденье, чтобы парень сел за руль. Он перепрыгнул через дверь и приземлился в идеальное сидячее положение!

– Как дела?! – сказал он и повернулся, чтобы стукнуться со мной кулаками. – Я Ти.

Я кивнула.

– А ты? – спросил он.

– Я Эс.

– Класс! Погнали.

Он стукнулся кулаком со здоровой рукой бабули. Посмотрел на ее перевязь. Он сказал, что хотел бы увидеть, как выглядит тот парень, с которым она подралась, а бабуля смеялась и смеялась, как будто завтра никогда не наступит. Tи велел своим друзьям следовать за нами на их машине. Он переключил радио на станцию получше и заставил крышу остаться опущенной. Я завидовала бабуле, которая сидела рядом с ним. Ти и бабуля выглядели так, словно снимаются в рекламе, а на заднем сиденье у них бесполезный ребенок, который вечно мешает их сексуальным калифорнийским свиданиям. Бабуля не знала, как объяснить Ти дорогу до дома Кена.

– Когда я во Фресно, меня просто ведет чувство!

– Класс! – сказал он. – Вас просто ведет чувство, когда вы во Фресно. Мне нравится.