– Ты сильная, – сказала я. Мама повернулась, чтобы посмотреть на меня. – Так все говорили в Калифорнии.
– Правда, Суив? – она не знала, что сказать. Я подумала, что она сейчас расплачется и ей придется сморкаться целую вечность. – Правда? – повторила она.
Я кивнула. Ее лицо покраснело. Она попыталась скрыть, как ей приятно быть сильной, и сделала глупое лицо. Но я знала, что она сильная и счастливая. Моя рука отскакивала от бабулиного живота десять раз за одну минуту, и каждый раз я осторожно возвращала ее обратно. Если твоя бабуля смеется так сильно, что твоя рука, которая лежит у нее на животе, отскакивает десять раз за одну минуту, сколько раз она отскочит от ее живота за год? Пять миллионов двести пятьдесят шесть тысяч раз.
Потом мама рассказала нам о своей пьесе. Я поняла, что она считает, что режиссер мудак. В целом она просто ненавидит режиссеров. Зато ей очень нравится ее дублерша.
– Значит, помощница режиссера больше на тебя не злится? – спросила я.
– Нет, думаю, она снова разозлилась, – сказала мама. – Она сперва перестала злиться на меня, но теперь опять начала.
Несколько медсестер вошли в бабулину палату и стали возиться с разными штуками. Они разговаривали с бабулей недостаточно громко, поэтому нам с мамой приходилось все время повторять все, что они говорили.
– Она сказала, что мне принесут бутерброд и чашку кофе? – спросила бабуля.
– Они ждут койку в кардиологии! – сказала я. Бабуле было нельзя ни есть, ни пить, но она все время предлагала мне сто баксов, чтобы я принесла ей черный кофе. Медсестры надели бабуле на лицо очередную кислородную маску, чтобы заставить ее замолчать. Это шутка. Но разговаривать она перестала. Она закрыла глаза. Мама разгадывала кроссворд.
– Еще раз, кто написал «Гроздья гнева»? – спросила она.
– Откуда, черт возьми, мне знать! – сказала я. – Погугли!
Мама сказала: нет, ее правило для кроссвордов – не гуглить.
– Почему я не могу вспомнить имя этого мужика? Это же безумие!
– Все твои мозги достались Горду, – сказала я.
– Это так! – согласилась она.
– А когда там была я, все твои мозги достались мне?
– Конечно.
– Ой, а потом ты отрастила еще один мозг, чтобы отдать его Горду?
–
– Итак, у меня твой старый мозг, у Горда твой новый мозг, а у тебя нет мозга. Пока не вырастишь еще один.
– Джон Стейнбек! – закричала она. Бабуля широко раскрыла глаза. Она сняла кислородную маску и улыбнулась.
– Я все еще здесь! – сказала она.
– Тебе снились сны? – спросила я.
– Ага! О том, что кое-кто принес мне черный кофе!
Она хотела поговорить о Джоне Стейнбеке.
– А ты бы разрезала «Гроздья гнева»? – спросила я у бабули. Она сказала, о да, она разрезала бы любую книгу, если бы та оказалась слишком толстой.
Бабуля рассказала нам о своей любимой сцене
– Вот это оно и есть, по-моему, – сказала она.
– Что? – спросила мама. Но бабуля снова уснула. Я спросила маму, разрешит ли она какому-нибудь старику пить из своего тела, если потеряет Горда. Она долго не отвечала. Она вздохнула.
– Если бы он умирал от голода? – уточнила она. Я кивнула.
– Прямо рядом с тобой, в сарае, – добавила я. – Ты бы позволила человеку пить из твоего тела, пока ты страдаешь и просто пытаешься попасть в Калифорнию?
Мама снова вздохнула.
– Суив. Я хочу сказать «да». Действительно хочу сказать «да».
Я ждала. Про себя я подумала: «Тогда скажи уже „да“!»
Она уменьшила свое лицо, чтобы поразмышлять, совсем как бабуля. Я никогда раньше не видела, чтобы мама так напряженно думала.
– Я надеюсь, что позволила бы, – сказала она. – Вот что я могу правдиво ответить прямо сейчас.
– Это твой окончательный ответ?
Тут вошла медсестра и сказала:
– О, это не… – она уставилась на аппарат у бабулиной головы. Она снова начала возиться с ним, а затем нажала кнопку интеркома на стене. Мама встала.
– Что такое? Какая-то проблема?
– Что происходит? – спросила я. У меня в рюкзаке лежал ангел Лу. Я положила его на бабулин живот под больничное одеяло, пока мама и медсестра были заняты тем, что смотрели на аппарат. Я положила бабулину руку на ангела, чтобы она могла его почувствовать.