Ночь борьбы

Медсестры отвезли бабулю в реанимацию. Они вставили ей в горло шланг, который дышал вместо нее, чтобы она могла отдохнуть. Он был приклеен к ее щеке. Уголок ее рта из-за шланга был натянут. Там выступила кровь. Было очень шумно. Так же шумно, как в зале игровых автоматов в торговом центре. Разные аппараты пищали, дули воздухом, звенели и булькали. Бабулю решили обложить льдом. Маму спросили, не попробует ли она снять с бабулиного пальца обручальное кольцо. Мама попыталась, но не смогла протащить его через гигантский сустав. А бабуля даже не знала, что мама пыталась украсть ее украшения.

– Попробуй эвкалиптовое масло, – посоветовала я. Она меня не слышала. Вокруг бабули толпились медсестры. Маме постоянно приходилось отодвигаться с их дороги. Горд постоянно ударялся о бабулин шланг. Медсестры велели мне и маме посидеть несколько минут в маленькой комнатке дальше по коридору. Одна из них похлопала маму по животу. Они придут и скажут нам, когда вернуться.

Мы с мамой пошли в маленькую комнату, а потом, веришь или нет, мама намочила штаны. Она, должно быть, переживала, что не подготовила меня к реальности: недостаточно часто ставила меня в неловкое положение – поэтому попыталась исправить это прямо на месте.

– Какого гребаного хрена! Мама!

– Боже мой, – сказала мама. – Это мои гребаные воды. Гс-с-спдисс-сус-с-си.

Она сказала «Господи Иисусе» так, как я говорила в Калифорнии. Это было круто и забавно – то, как она произнесла это, стиснув зубы и сморщив рот. В конце концов, я унаследовала от нее кое-какие классные штуки.

15

Следующая часть посвящается бабуле, которая любит скорость и смех. Ей нравится, чтобы истории были быстрыми, хлопотными и забавными, и жизнь тоже. Ей не нравится таскать за собой эпичные вещи. Вот почему она распиливает свои книги. Я забыла сказать тебе, папа, что бабуля отчасти христианка, а отчасти светская экзистенциалистка. Это мне мама сказала. Я выяснила это, когда заполняла религиозную часть бабулиной больничной анкеты. Хочет ли она увидеть капеллана? Раввина? Священника? Я прочитала это маме. Мама сказала, что бабуля хочет увидеть Горда. Я написала «Горд».

Мы с мамой стояли в четырех футах от отошедших вод в маленькой комнате рядом с тем местом, где бабуля была подключена к шлангу и обложена льдом. Пришли две медсестры и отвезли маму в инвалидном кресле в другую часть больницы. Я бежала рядом с ними. Я сделала для мамы колесо. Одна из медсестер сказала другой медсестре:

– Вот чем девочки ее возраста постоянно занимаются.

Она добавила, что мои ноги были совершенно прямыми в воздухе. Я сделала еще два колеса для мамы и медсестры, прежде чем мы вошли в лифт. Мама улыбалась, но как будто забыла, как это делается. Потом маму обследовали. Я сидела одна в другой комнате с телевизором, свисающим с потолка. Как, черт возьми, мне включить его, когда он там, наверху? Я закашлялась от нервозности. Медсестра вернулась и сказала мне, что у мамы раскрытие на восемь дюймов. Это была ужасная мысленная картина, но я кивнула и улыбнулась. Я хотела сказать нашу с мамой фирменную фразу «гс-с-с-сподииссус-си», но медсестре было не до того, такие дела.

– Понимаешь, что это значит? – спросила медсестра. Я снова кивнула. – Это значит, что она рожает.

«Да вы что, леди!» – хотела сказать я. Но вместо этого улыбнулась и кивнула в сорок девятый раз. Медсестра подошла и положила руку мне на плечо.

– Ты разговариваешь? – спросила она. Я быстро закивала, как бабуля, когда ее голова непроизвольно трясется. Я попыталась издать звук ртом.

– С твоей мамой все будет в порядке, – она потерла мою руку. – Ты… ты… есть еще какой-нибудь взрослый, которого мы могли бы позвать к тебе?

Точка. Точка. Точка. Ну что??? Когда-нибудь никогда не наступит! Лучше понять это побыстрее и лучше узнать об этом в молодости. Это любимая бабулина песня у группы CCR. Я ставлю ей ее по утрам, чтобы разогнать кровь. В некотором роде.

Медсестра отчаялась дождаться от меня каких-то слов, как раз когда я наконец смогла их из себя выдавить:

– Слишком рано.

Медсестра снова положила ладонь мне на руку, как будто это палочка с занятий по групповой терапии и она не имеет права говорить, если не держит ее в руках.

– Нет, дорогая, – сказала она. – Это отлично. Немного рано, но все в порядке.

Я знала, что она собирается предложить мне сходить купить пончик.

– Почему бы тебе не пойти перекусить?

Я сказала «м-м-м-м». Я не хотела, чтобы она уходила. Я ждала, чтобы она сказала слово «пончик».

– Типа что? – спросила я.

– О, все что захочешь. У тебя есть деньги?

Я сказала «м-м-м-м».

– А сколько мне нужно?

Она сказала, что это зависит от того, что я хочу.

– Например?

– Например, плитка шоколада или батончик мюсли стоят около двух долларов в автомате. Пакет чипсов может стоить поменьше.

– Хм-м-м, – сказала я. – А если я пойду в кофейню в главном вестибюле?

– А, ну там да, там можно чем-нибудь перекусить, точно.

– Хм-м-м, – сказала я. – Типа…

Медсестра сказала, что я могу купить себе шоколадные шарики или маффин. Я кивнула.

– Или…