— Рад нашему единодушию. Ну что же — за дело? У вас есть усыпляющие патроны? У меня, к сожалению, только боевые.
— У меня тоже нет. Но вот у этого парня могут и найтись…
Милов взял сумку Гурона с рожками, открыл.
— Целый рожок… Видите? Вот они.
— Прекрасно.
Докинг взял автомат Гурона, заменил рожок.
— Вы или я?
Милов мотнул головой:
— Я уже пострелял в этих краях в свое удовольствие; ваша очередь.
— Ну что же…
— Только не в упор: обожжете.
Но это Докинг и сам отлично знал; отошел на несколько шагов.
— Осветите его.
Милов включил фонарь. Докинг прицелился. Хлопнуло. Гурон дрогнул, мягко завалился набок.
— Теперь его в машину…
Кое-как затащили: охранник был не из легковесов, мог бы наверняка выступать в полутяжелом. Пристроили на полу, ноги ему пришлось подогнуть.
— Ничего, это не смертельно. У вас все снаряжение в порядке, Докинг?
— Полагаю, что да. Вы помните то, что удалось из него выжать?
— Днем и ночью.
— Прекрасно. Тогда — вперед?
— Ну-ка попрыгаем…
Они попрыгали. Ничто не звучало, подгонка была хорошей.
— Теперь — вперед.
— Еще одну минуту. Милф, вы рассказывали, что нашли человека, бежавшего из Приюта и подстреленного ими. Это далеко?
— Не так уж близко. А зачем вам?..
— Хотелось бы убедиться, что это… Видите ли, в этих местах был наш работник. И он погиб приблизительно в то же время. Может быть, вы его и обнаружили? Я хотел бы… Может быть, при нем имелось что-то интересное.
— Имелось. Ваш или нет, но это был человек Службы.
— Откуда вы знаете?
— Зуб, Докинг. Искусственный зуб, дающий опознавательный сигнал…
— Вы нашли? И оставили?
— Нет, конечно. Вот он.
— Посветите… Да, это он. Значит, именно в этом приюте он нашел нечто — или решил, что нашел.
— Будем иметь это в виду, Докинг. А сейчас — в путь. У нас больше не остается времени.
Берфитт с трудом приходил в себя после приступа гнева, вызванного совершенно для него неожиданным сообщением Урбса, записанным на ответчик. И угораздило же его самого в это время уйти из отеля; хотя визит этот, несомненно, был очень нужен, но лучше было бы ему все-таки самому выслушать и ответить: нарушение графика — ни в коем случае! Сюда должны прибыть точно по расписанию, иначе вас просто некуда будет девать! И переадресовать их было некуда: как назло, именно сейчас все Приюты загружены полностью.
Или, может быть, все-таки куда-нибудь удастся их воткнуть, ну хотя бы на неделю? Нужно обзвонить полсвета. Отсюда? Немыслимо. Это все равно что выйти на эту улицу в центре России и кричать во весь голос: будет такой же уровень конфиденциальности… Но что-то же нужно сделать!
«Да в конце концов, — подумал он, — разве я главный в этом деле? Я взял на себя определенные обязательства — и, черт бы взял, я их исправно выполняю! Но не для себя! Есть заказчики — и пусть они немного пошевелят если не конечностями, то хотя бы мозгами. Они в этом не менее моего заинтересованы! И всего один звонок…»
И он набрал давно заученный номер в Тирийском посольстве.
Нужный человек откликнулся не сразу. Поняв, кто звонит, обменявшись условными словами, проговорил неласково:
— Вы нарушаете условия. В чем дело?
— В исходной точке вынуждены сломать график. Товар прибудет в ближайшие дни.
— Число, время… Впрочем, не нужно. Это — лично. В чем проблемы?
— Склад может быть не готов. Не могли бы вы разместить груз у себя?
Собеседник помолчал.
— Не исключено. Однако — чистый вес. Без тары.
— Понятно. Когда мы можем увидеться?
— Когда вам станет известно, насколько местные власти в курсе всего, касающегося операции с грузом.
— Завтра. Собственно, я уже сегодня… Но для верности — завтра.
— Детали меня не интересуют. Завтра; программа третья.
— Третья программа, понял. Благодарю. До встречи.
Собеседник повесил трубку, даже не попрощавшись.
«Так, — подумал Берфитт, — еще одна забота. Впрочем,
Банкиру пришлось бы позвонить так или иначе: нельзя забывать, что и предполагаемый противник не сидит сложа руки».
Но Банкиру можно было звонить лишь в строго оговоренном промежутке времени, когда он находился не в офисе, но и не дома, а в каком-то третьем месте, откуда — считал он — можно разговаривать более или менее безопасно. До этого времени оставалось еще более трех часов. Это время, однако, уйдет не зря: надо же придумать, где освободиться от тары, чтобы потом переправить чистый вес тирийцам.
Как славно было бы, если бы на этом и закончилась вся операция. Но они, сукины дети, боятся подставиться — хотя к ним здесь относятся, по старой традиции, весьма доброжелательно.
Раздумывать было некогда и не о чем: лишь одно место здесь было, в котором можно было все проделать с удобством и практически без риска. Если только у них тоже не возникло каких-то внеплановых затруднений…
Он позвонил в клинику.
— Доктор Юровиц? Берфитт. Добрый день. Как продвигаются ваши дела?
— Все по плану.
— Так что вы открываетесь…
— Двадцать восьмого числа. То есть, почти через две недели.
— Значит, через две недели начнете принимать пациентов?
— Совершенно верно.
— Доктор, есть маленькое изменение: первые пациенты возникнут у вас через четыре дня. Собственно, в предвидении такой ситуации я и вызвал вас сюда.