Ночь черного хрусталя

- Господин Милф, отдельные эпизоды, разумеется, не исключены, да, преступники есть и у нас, хотя это, как правило, фромы. И тем не менее я взываю к вашей порядочности…

- Извините, Граве, - сказала Ева. - Я не хотела вас шокировать, просто… Одним словом, идемте. Мне тоже не терпится принять ванну. Где ваш автобус?

- Придется идти вдоль реки, у самой воды, а уже близ моста поднимемся наверх, там как раз находится остановка. Можно подняться и здесь, но, несмотря на тишину, я теперь опасаюсь…

И в самом деле было тихо, и луч прожектора погас.

- Правильно опасаетесь, - сказал Милов. - Ну, теперь ведите вы.

Идти по влажному песку было легко. Все более светлело. Поселок вдалеке, видимо, уже догорал - зарево совсем ослабло, пламя не поднималось столбами, и река казалась теперь черной, как только что заасфальтированная дорога. Ветер иногда налетал слабыми порывами и, отразившись от высокого берега, чуть рябил воду. Почти ничто не нарушало тишины; впрочем, это, может быть, сюда, под обрыв, не доносились звуки: и Центр, и город были там, наверху. После очередного порыва ветерка Милов принюхался:

- Бензин? - предположил он вслух.

- Ну вот, пора подняться, - вместо ответа проговорил Граве. - Тут должна быть тропинка, попробуйте отыскать ее, господин Милф, - я плохо вижу в таком свете.

- Обождите, - Милов медленно прошел вперед. - Кажется, вот она. Да, похоже.

- Дан, - сказала Ева, - а тропинок на вашей карте не было?

- Таких - нет. Я поддержу вас, Ева, тут круто.

- Господа, - сказал Граве, - вы помните, я просил вас не позволять себе ничего нескромного…

- Не уговаривайте, - сказал Милов, - я все равно обязательно позволю. Но не при вас. Ну, полезли.

Они выбрались наверх и остановились. Наверху было чуть светлее.

- Тут осталось два шага, - сказал Граве.

- Идемте.

Через минуту-другую они действительно вышли на асфальтированную площадку рядом с дорогой. Автобуса там не оказалось.

- Придется, видимо, немного подождать, - сказал Граве. Он взглянул на часы. - Нет, не разберу… Однако я уверен, что автобус еще не проходил.

- И не пройдет, - ответил Милов невесело. - Глядите.

Если бы они все еще шли низом, то неизбежно наткнулись бы на него. Автобус валялся под откосом берега на боку, передняя часть его уходила в воду.

- Вот откуда бензином пахло, - сказал Милов.

- Что же нам делать? - растерянно проговорил Граве.

- Идти пешком.

- Смотрите, и столбы повалены, - сказала Ева тревожно.

- Похоже, это не только капуста, - проговорил Милов. - Ну, в путь. Жизнь становится чем дальше, тем интереснее.

И они двинулись быстрым шагом.

- Вы не могли бы помедленнее? - попросила Ева. Туфли свои она еще внизу то ли потеряла, то ли бросила, и снова шла теперь босиком; видимо, это было для нее непривычно. - Тут все колется, - объяснила она, - и мне надоело прыгать горной козочкой.

- Ничего удивительного… - проворчал Милов. - Картины одна другой краше.

- Я не узнаю Намурии… - проговорил Граве с искренним трагизмом в голосе.

И в самом деле, то, что они видели сейчас и среди чего, находились, не очень походило на то представление о Намурии, которое возникало по рассказам путешественников, туристским проспектам и рекламным плакатам, хотя все это, в общем, и соответствовало действительности - но только не сегодняшней, сиюминутной. В таких странах, как Намурия - да в любой, не только европейской или североамериканской даже - признаки машинной цивилизации давно уже проникли и в самые глухие уголки, так что лес порой мог удивить ровностью рядов, какими росли многолетние уже, дородные деревья, и в разных направлениях расходились от трансформаторов - в каменных будках или на деревянных и бетонных устоях располагались они - провода, толстые, силовые, а на столбах пониже держались телефонные и телеграфные, а если мачт с проводами не было, то в определенном ритме попадались таблички, предупреждающие, что под землей здесь проходит кабель; аккуратные павильончики автобусных остановок виднелись у дорог; и где-то в пределах видимости оказывался фермер на своем тракторе, оснащенном по сезону - плугом, сеялкой, косилкой, граблями; и уж, разумеется, не умолкало на дорогах, только среди ночи ослабевая, шуршание шин по асфальту, гудрону, бетону, легкое жужжание легковых и сердитое гудение грузовых моторов - немецких, французских, итальянских, американских, японских, реже - советских, чешских, румынских, к темноте сползавшихся к кемпингам и мотелям, а со светом вновь разлетавшихся во всех направлениях ради дела или прихоти.