Ночь черного хрусталя

- Извините, доктор, - сказал Граве, - но все это лишь досужие разговоры. Волонтеры никогда не вступали в конфликт с властями. И вас, господин Милф, я призываю не делать поспешных выводов. Лучше подумайте вот о чем: вы, вольно или невольно, убили человека, гражданина Намурии, и должны нести за это ответственность: мы живем в цивилизованном государстве. Если вы сейчас покинете нас, то это можно будет расценить лишь как попытку укрыться от ответственности. Как лояльный гражданин моей страны, я вынужден буду помешать вам в этом!

Он даже плечи расправил и приподнялся на носках - бессознательно, наверное, и выглядеть он стал не грознее, а комичнее.

«Господи, - подумал Милов, - сморчок этакий грозит мне… Но он ведь прав - с точки зрения нормальных условий жизни, и уважения достойно, что так выступил - не круглый же идиот, чтобы не понимать, что я его даже со связанными за спиной руками в два счета утихомирю. Мне надо в Центр, это верно, однако ситуация не тривиальная, да и женщина, чего доброго, подумает, что я испугался и спешу унести ноги…»

- Вы убедили меня, господин Граве, - сказал он почти торжественно, краем глаза следя за Евой, - сейчас она повернулась к нему лицом и на губах ее возникла улыбка, одновременно и радостная, и насмешливая: она-то, женщина, ясно видела, кто из двоих чего стоил. - Убедили, и я готов последовать за вами. - Милов почувствовал, как легко вдруг стало на душе: неужели было у него внутреннее нежелание расстаться с этой женщиной тут, на распутье, возможно ли, чтобы он… - он оборвал сам себя, - ладно, психологию оставим на потом. - Распоряжайтесь, господин Граве, я готов повиноваться (фу ты, черт, я вдруг заговорил в его стиле, словно на Генеральной Ассамблее). Итак?

- Бросьте, - сказала Ева. - Противно слушать. Дан, вам и в самом деле нужно в Центр? В таком случае мы пойдем с вами.

- Доктор, это необычайно глупо, - сказал Граве. - Что мы будем там делать?

- Я? Да мне сейчас просто стыдно оттого, что сбежала, поддалась страху. Я врач. И там мои пациенты. Дети. Забыли?

- Но ведь вы только вечером закончили дежурство! А в городе у вас семья. Семья!

Он выговорил это слово так, словно семья была самым святым в мире, превыше всего - кроме Бога одного, как сказано. Ева в ответ невесело усмехнулась.

- Ну, Лестеру-то все равно… если я не приду, он, по-моему, просто вздохнет с облегчением.

- Вы не должны говорить так, доктор, а мы - слушать… Но постойте, у меня возникла блестящая мысль! Что, если мы посмотрим ту машину? Может быть, она еще способна двигаться - тогда мы за полчаса доберемся до города; вы, Милф, дадите в полиции свои показания, а мы поручимся за вас, и вы сможете в ней же съездить в Центр. Поверьте, вы все равно выиграете во времени.

«Насчет выигрыша не знаю, - подумал Милов. - Мне надо было оказаться там еще полтора часа назад, теперь все будет сложнее. А мысль и на самом деле неплохая».

- Будь по-вашему, господин Граве. Ева, как ваша нога? Болит?

- Вам так хочется взвалить на шею лишнюю обузу, Дан?

- Знаете, вам просто нельзя отдаляться от реки: там вы иная.

Наверное, Милов слишком пристально смотрел на нее в этот миг, потому что она вдруг нахмурилась:

- Не надо, Дан, я не краснела уже лет сто, а вы заставляете…

- Не буду, - сказал он послушно. - Не хотите, не надо. Тогда сделаем так: мы бежим к машине, а вы идете, не спеша. Пока доберетесь, мы уже выясним, что там с нею. Все - в пределах прямой видимости, не бойтесь. Но в случае чего - не стесняйтесь, кричите погромче.

- Вы еще не знаете, как я умею кричать, - сказала она.

- Ну, господин Граве, в путь?

Они пошли быстро, почти побежали к торчавшей из канавы машине. Ева медленно шла вслед им, прикусив губу: ноги болели все сильнее, женщина не сводила глаз с быстро отдалявшихся спутников и то и дело спотыкалась - тогда боль пронизывала ее от пальцев ног до самого сердца. Двое приближались к машине: вот они достигли ее, остановились, немного постояли, Милов поглядел в сторону Евы, она махнула ему рукой, сигнализируя о благополучии, - тогда он спрыгнул в канаву. Женщина прошла уже полдороги до них, когда он показался снова, что-то сказал Граве, снова поглядел на Еву - она не различила, улыбнулся он или нет, солнце светило ей в лицо. Теперь и Граве полез в канаву - видимо, там нужно было что-то сделать вдвоем. Ева шла, ожидая, что машина вот-вот дрогнет и начнет задним ходом вылезать из канавы. Вместо этого, когда идти осталось уже совсем немного, оба мужчины снова показались; они словно бы пытались вытащить на дорогу что-то тяжелое. Вытащили. Положили. Ева снова подняла ладони к щекам: то был человек. Она побежала, уже не обращая внимания на боль, припадая на ногу. Милов бросился ей навстречу, подбежал, схватил ее руку:

- Так плохо?

- Да вот… немного не повезло.

- Сядьте. Давайте ногу. Ну-ка…

- Ох!

- М-да… Как это вы?

- Еще в реке… о камень или корягу…