Ночь, когда мы исчезли

Как выяснилось, абвер в те же дни сообразил, что всё кончено и сдаваться американцам выгоднее, чем вам, англичанам. Портье передал мне письмо. Почерк и подпись принадлежали Каудеру. Довольно-таки бравурно он сообщал, что консервная фирма продолжает своё шествие и хочет закрепиться в Австрии, поэтому мне следует прибыть в Зальцбург не позднее шестнадцатого апреля.

Чуть поколебавшись, я приехал Зальцбург и нашёл Каудера с любовницей. Его жена осталась в Вене. Он выглядел озабоченным, но полным надежд и сразу ввёл меня в курс дел. Абвер погрузил на поезд все важные документы и информаторов и переехал сюда же, в Зальцбург, который красные не успеют взять прежде американцев. Шансы, что в CIC оценят качество нашей агентуры, высоки, доктор Ланг.

Сначала передёрнувшись от одной только мысли о возобновлении спектакля, потом я смирился. Выйти совсем сухим из воды не удавалось ни при каком раскладе. При этом советским попадаться было нельзя, а вот американцам я мог бы пригодиться. Учитывая снисходительное отношение Соединённых Штатов к франкистскому режиму, мне так даже было бы сподручнее отыскать Тею.

Мы разместились в гимназии на окраине Зальцбурга и стали жечь документы. Все ждали капитуляции. Незадолго до неё у костра возник Туркул в униформе Русской освободительной армии и спустя несколько дней исчез. Возможно, Каудер намекнул генералу, что в игре с абвером он был необходим, но теперь лишний… Мистер Джонсон немало изумил меня, когда я прочитал в его отчёте, что генерал пытался проникнуть в Югославию, чтобы присоединиться к корпусу белоэмигрантов в походе против Броза Тито. Не ожидал от него такой воинственности.

После капитуляции американцы наводнили Зальцбург своими войсками, и, пока мы разбирались, кто кому подчиняется, Гелен сдался CIC и предложил им свои услуги. В Зальцбурге появилась и советская контрразведка. В конце мая за нами приехали двое в форме американской полиции и некий австрияк. Каудер успел позвонить по раздобытому телефону CIC, назвать адрес и сообщить, что большевики хотят вывезти ценных агентов абвера.

Пока мы делали вид, что собираем документы и одежду, явился американский военный патруль. Австрияк оказался местным коммунистом, а полисмены не знали английского языка. Патруль арестовал и их, и нас.

От курения и безысходности у меня обострилась язва, поэтому из тюремной камеры я проследовал прямо в больницу. И пока CIC не вытащили меня оттуда преподавать своим диверсантам историю русской армии, я лежал и думал об оборвавшемся разговоре с Теей.

Ведь размышлять утопично — не так дурно, как кажется. Утопия заставляет нас выстраивать промежуточные точки на пути к будущему. В мире, всё более поддающемся математическому расчёту, люди утешают себя прогнозами на жизнь через десятилетия — так же, как горожанин утешается прогнозом погоды. Но даже после таких потрясений, как война, их мысль остаётся закована в предубеждения. Чтобы двигаться к справедливому устройству жизни, необходимо как можно более ярко представить себе будущее, в котором воплощены две элементарные вещи: свобода и возможность выбора для каждого.

Я убедился, что и то и другое недостижимо без обуздания инстинкта властвования — и, соответственно, без анархии. Быть выше властных отношений можно, только разрушив их в повседневной жизни. Христос, Будда и другие пророки попытались это сделать, предложив людям мистические идеалы, но религии, созданные на обломках их учений, сами оказались изощрёнными орудиями властвования.

Поэтому, даже если я не найду Тею, я продолжу поклоняться ей, как язычник, ведь именно она привела меня к себе — такому, какому я сам определил себе быть. Этот «я» оказался несовершенен и не смог стать свободным в той степени, какую достигла она, но если даже ваши начальники не поверят мне и поставят к стенке, то, умирая, я всё равно буду знать, что одно сражение точно выиграл. И Макс с Морицем, как вы понимаете, здесь ни при чём.

Дополнительно рассекреченные материалы